Когда я был маленьким, то очень любил начинать новую жизнь. Обычно с понедельника, не говоря уже о начале новой четверти или учебного года. Я давал себе зарок, что в новой жизни буду хорошим мальчиком, буду хорошо учиться, и мама будет мной гордиться, так как ей этого очень хочется.
В доме все замирало, Толя делает уроки. Такое бывало не часто. Я стелю на наш обеденный стол старую газету, вставляю в ручку новое перо, беру чистую тетрадь и старательно вывожу на первой страничке:
17сентября
Дамашняя работа
Задача №178
17 землекопов копают котлован….
От напряженной работы ладошка вспотела, тетрадь увлажнилась, и буквы начали расплываться. Но я не отступаю. Задача решается быстро, а ответ не сходится. У папы ответ сходится, но он решает неправильно, с «иксами». Нам еще так нельзя. Надо что-то принимать «за единицу» и решать за четыре действия. Наконец ошибка найдена. Я старательно переправляю все цифры. И тут с работы приходит мама. Она с отвращением смотрит в мою тетрадь.
– Что это за дАмашняя работа? Ты живешь в доме или в даме? Немедленно переписывай.
– Мама, я исправлю.
Перо цепляется за какую-то шероховатость в бумаге, и на странице огромная клякса.
Мама вырывает лист из тетради. Всё пропало. Новой жизни не получилось, буду жить по-старому.
Вдруг радио, передающее легкую музыку, замолкает. Напряженная пауза. И тут из репродуктора доносится голос Левитана:
– Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС.
Неужели война?
Левитан продолжает:
– В Советском Союзе осуществлен запуск искусственного спутника с двумя собаками на борту. Полет прошел в штатном режиме. Осуществив 18 оборотов вокруг Земли, Белка и Стрелка успешно возвратились на Землю.
Слезы у меня высохли. Переписывать, так переписывать. Хочу быть Стрелкой.
В этом году вешние воды отошли неожиданно рано, апрельское солнышко подсушило почти все лужи, и я вышел во двор в новых черных ботинках, подаренных мне любящей тетей на день рождения. На лавочке сидел Вовка с третьего этажа. Он был младше меня на год, но о жизни знал значительно больше.
Мы пошли к железной дороге, и он открыл мне страшную тайну. Оказалось, что три сакральных слова, которые ни в коем случае нельзя было произносить при девочках и взрослых, имеют непосредственное отношение к появлению на свет новых людей. Он сам узнал об этом недавно и не был до конца уверен, что это правда.
– И ты хочешь сказать, что твой папа делал ТАКОЕ с твоей мамой?
Его мама, Людмила Васильевна, была завучем нашей школы, и представить это было решительно невозможно.
Наконец, мы пришли к выводу, что таким образом размножаются хулиганы, которые со своими размалеванными подругами пьют в кустах вино прямо из бутылок. Приличные люди обходятся поцелуями, как и показывал нам советский кинематограф. Но сомнение закралось, и я поехал к двоюродному брату за разъяснениями. Он был на три года старше и очень удивился моему дремучему невежеству. Больше того, он приврал, что сам неоднократно ЭТИМ занимался с воспитательницами детского сада, который находился у них во дворе.
Я чувствовал себя как чукча, который неожиданно узнал, что море может быть не только холодным, но и теплым. Обретенное знание кипело во мне и требовало применения. На следующий день я подошел к самой красивой девочке нашего класса и заявил, что мне следует с ней серьезно поговорить. Так обычно говорила моя мама, если я приносил очередную двойку.
Пока мы отходили в сторону, я с ужасом понял, что не знаю, что хочу сказать. Поэтому сообщил, что скоро звонок, и мы поговорим на следующей перемене. Она резко развернулась и побежала в класс, а я остался стоять, как оплеванный, и, конечно, опоздал на урок. Время звонка неуклонно приближалось, а я все не находил нужных слов и даже не заметил, что меня вызывают к доске.
– Золотушкин, опять гав ловишь? Давай дневник.
На следующем уроке я решил, что лучше объясниться письменно. Я вырвал из тетрадки листик, написал: «Я хочу тебя ибать», свернул 5 раз, надписал сверху имя и передал по рядам.
Урок был последним, и когда мы выходили из класса, девочка подошла ко мне и бросила в меня моей запиской. Там она исправила «И» на «Е» и нарисовала смешную рожицу.
Так кончилась моя вторая любовь.
Лёгкая жизнь. Пятая графа
Я узнал про свою национальность где-то на излёте детского сада. Новость была не из приятных. Советские дети должны были обладать нордической внешностью, смелым нравом и безудержным оптимизмом.
В 50-е и последующие годы быть евреем было попросту неприлично. Эта национальность не упоминалась в прессе или на радио. В 80-е годы на заводском партсобрания следующим образом был зачитан национальный состав организации:
Русских 147
Украинцев 206
Татар 3
Узбек 1
Прочих 144
(Дружный смех зала)
Если еврей был неправильный (например, проворовавшихся завмаг) то в фельетоне его именовали по имени отчеству. Например Поляк Исаак Израилевич. Хорошим евреям-передовикам производства достаточно было инициалов, скажем Каменицер И. И. На могильном памятнике моего отца, по ошибке похороненного на русском кладбище, значится:
Золотушкин А. М.,
чтоб вандалы прошли мимо.
Ещё неприличнее было быть похожим на еврея.
Мама гордилась, что она похожа на грузинку, бабушка считала, что у нее польская внешность, а мне деваться было некуда.
Вдобавок большинство родственников успешно ассимилировались.
Бабушка часто говорила мне:
– Что ты смотришь на Серёжу? Он русский и сын генерала. Его и с двойками везде возьмут. А ты должен учиться только на пятерки.
Потом быть евреем стало почётно и зачетно. Многие стремятся.
Но если витамина уверенности в себе в детстве не получил, потом не восполнить.
Лёгкая жизнь. Маленький урод
Я всегда знал, что я не такой, как все. Когда мы с моей любимой бабушкой выходили гулять в Золотоворотский сквер, все ее подружки хором обсуждали мою худобу и приходили к выводу, что меня не кормят. В ту далекую несытую пору в детях ценилась дородность и даже некоторая одутловатость.
– Этот урод просто ничего не ест, ― оправдывалась моя бедная бабушка, но ей никто не верил.
В меня силой пытались запихнуть свиные отбивные, рыбий жир и красную икру, но я отбивался изо всех сил.
Бабушка пекла замечательные пироги, славящиеся по всем городам и весям, где проживали наши родственники, но я на них даже не смотрел. Но верхом моей подлости было поведение в гостях. Там, вдали от дома, я ел с завидным аппетитом, чем еще больше ее дискредитировал. Поразительная бледность моей кожи наводила на мысль, что она меня содержит в чулане, как Мальвина Буратино. Родственники гладили меня по голове и угощали шоколадными конфетами, от которых, к бабушкиному ужасу, я не отказывался, несмотря на строгий инструктаж перед выходом из дома.
