ГЛАВА 1 - Не ждали
- Мы вроде заявок не давали, - с сомнением сказал начальник отдела кадров, смотря больше на Таню, скромно стоявшую за Сережкой. – Девушка, вы ко мне?
- Нет, я вот с мужем.
- С мужем, - задумчиво повторил начальник и снял телефонную трубку. – Анна Петровна, зайдите ко мне пожалуйста.
Через час Сережка в легком обалдении говорил жене:
- Вот видишь, Та́нюшка, как у нас пока удачно все складывается. Сейчас пойдем в общежитие, посмотрим комнату, а потом отправимся в центр, погуляем и заодно поищем квартиру.
- Ну да, - отвечала скептически настроенная Таня. – С окладом в сто двадцать рублей, который тебе пообещали в КБ, особо не разбежишься. И надолго ли хватит нашей подушки безопасности?
- Если мы шиковать не будем, то на несколько лет, - стал доказывать Сережка. – Но нам ведь надо всего год продержаться. Даже если ты не найдешь работу. Тем более, что я, скорее всего, на этот год перейду на казенный кошт.
Таня горестно вздохнула.
- Ничего, Та́нюшка, зато потом… И вообще, ты же в Ленинграде, как я и обещал. И будешь жить лучше многих. И это я тебе тоже обещаю. Радуйся, Та́нюшка!
- Я радуюсь, - сказала Таня так печально, что Сережка внимательно посмотрел на подругу.
- Да что с тобой? Тебя что-то гнетет?
- Я тебе потом скажу, - уклонилась от ответа Таня. – Не буду же я распространяться здесь, в толпе народа.
Дальнейшая прогулка превратилась для Сережки в сплошное мучение. Его подруга была чем-то озабочена и это сразу сказалось на Сережке. Ему уже было не до красот Невского проспекта. И, главное, он никак не мог понять, потому что не знал причин, вызвавших изменение настроения Тани. Одно он знал точно – всякая несущественная мелочь на веселую, живую Таню совершенно не влияет. Вот Сережка и мучился, пытаясь понять, что же такого произошло экстраординарного. Но так и не понял. А Таня молчала. У Сережки даже аппетит пропал, хотя ранее он хотел после прогулки по Невскому отужинать в каком-нибудь приличном ресторане.
- Танюш, ты как насчет поужинать? – спросил он. – Не возиться же нам на кухне, хотя там она точно есть.
- Что-то не хочется мне сидеть в ресторане, - призналась Таня. – Как и на кухне возиться. Давай возьмем сухпаем и поедим в комнате.
- Я боялся тебе предложить то же самое, - обрадовался Сережка. – Думал, вдруг девушке хочется шампанского с фруктами, грома музы́ки и танцев. А тут я с колбасой и портвейном.
- Да ну тебя, - хихикнула Таня. -–Вон гляди, как раз «Север». Давай возьмем торт. Только за кипятком все равно придется идти на кухню.
- У меня есть походный кипятильник из проволочного сопротивления, - сказал Сережка.
- Сережик, ты гений.
- Я знаю, - скромно ответил Сережка.
Ужин в маленькой комнатушке, выделенной в общежитии семье Бардиных, был не хуже, чем в ресторане. Ну, за исключением музыки и танцев. Было и шампанское и фрукты, купленные на якобы колхозном рынке. Мясные закуски, правда, были холодными, потому что здесь даже Сережкин кипятильник был бессилен. Но обошлось. Чай вскипятили в литровой банке из-под маринованных огурцов, которыми удачно закусывали коньяк. Ну, типа, кому шампанское, а кому коньяк. В общем, за ужином засиделись до одиннадцати часов и встали из-за стола слегка отяжелевшими и опьяневшими. Поэтому, по обоюдному согласию сразу легли, даже не убирая со стола.
Койка была узкой, в отличие от домашней почти трехспальной. Но им хватило. Таня уютно пристроилась на Сережкином плече и тут Сережка спросил:
- Танюш, ты ничего не хочешь мне сказать?
- Может завтра? – неуверенно произнесла Таня.
- А чего тянуть-то, - удивился Сережка. – Или ты не уверена, что мне понравится?
- Да нет, это я так, - Таня повозилась, пристраивая голову, чтобы видеть собеседника.
- Слушай, Сережа, мне вот все покоя не дает наше последнее приключение. Я уже неделю над этим думаю. Вот скажи мне, как на духу – почему ты стал меня защищать, рискуя жизнью. Меня ведь могли только изнасиловать, а вот тебя запросто могли и убить. Я понимаю, что ты меня любишь, но, Сережа, я же капризная, своенравная, неуравновешенная и все время попадаю сама и подставляю тебя в непростые ситуации. А тут еще и угроза смерти. Поверь, я знаю, что это такое. Так почему?
Сережка непритворно вытаращился.
- Счастье моё, ты думаешь, что говоришь? Да как ты только могла? Чтобы я тебя… Тебя! Бросил! Да я ради тебя!,.
Таня приподнялась на локте. На щеках блестели дорожки слёз.
- Сереженька! Я ни в коем случае в тебе не сомневалась. Я просто пытаюсь понять, что тобой двигало. Только ли любовь к красивой девушке или, прости, право самца на самку (Сережка фыркнул). А оно вон как.
- Дура ты, Танька, - с досадой сказал Сережка. – А еще умная.
- Дура, - согласилась Таня. – Но дура пытливая. Ты не обижайся пожалуйста, - Таня поцеловала его в подбородок.
- Ну как на тебя можно обижаться, - Сережка никак не мог успокоиться. – Но тогда уж встречный вопрос. Вот за что ты меня любишь? – Сережка заторопился. – В том, что ты любишь я не сомневаюсь.
- Я тебя просто люблю, мой Сережка, - сказала Таня, шмыгнув носом. -Не за что-то, - она прерывисто вздохнула. – Хотя и есть за что.
После небольшой паузы, посвященной ласкам и поцелуям, Сережка сказал:
- Послушай, Та́нюшка, а тебе не кажется, что у нас постоянно идет дискуссия на тему кто кого больше любит и по какой причине?
- Ну да, - ответила Таня. – И скажу, что мне, например, такие разговоры очень нравятся. Особенно, когда ты говоришь, что меня любишь.
- А разве недостаточно раз сказать, что любишь и больше не повторяться. Потому что, как, по-моему, так любовь, вернее, степень ее каждый день не меняется и может, скажем, с прежней интенсивностью продолжаться год, а то и больше. Вот через год и можно сказать, мол, я тебя люблю, но как-то немного меньше.
- Да как ты можешь так рассуждать? – ужаснулась Таня. – Любовь – материя тонкая и может быть разрушена и неосторожным словом или движением. Поэтому подтверждать ее нужно ежедневно.
- А тебе не надоест каждый день выслушивать, как я тебя люблю?
- Мне не надоест, - заверила Таня. – Только, конечно, иногда надо менять слова и интонации. Подчеркиваю – иногда. А тебе разве неприятно слышать, что я тебя люблю?
Сережка подумал и ответил, что да, приятно. Но с другой стороны, слова от частого употребления тускнеют и стираются. И может быть само чувство остается по-прежнему ярким и насыщенным, а вот слова, его обозначающие, становятся привычными и на них уже мало обращают внимание. Теперь задумалась Таня.
- Знаешь, - сказала она наконец. – Давай подождем какое-то время. Скажем, год. И посмотрим, будут ли соответствовать слова чувству.
- А как ты чувство измеришь? Теми же словами? Нет ведь объективного контроля.
