1987 год
ГЛАВА 1 – Охотник и охотник
«До чего же жарко!»
Это была первая мысль, появившаяся в его голове, едва он шагнул на пыльный волжанский перрон и, едва не упустив ручку чемоданчика взмокшими пальцами, хватанул ртом порцию раскаленного до невозможности воздуха. В вагоне тоже было жарко и душно, и жара, вроде как не должна была стать неожиданностью, к тому же, он не в первый раз приезжал в Волжанск летом. Даже в августе. Но привыкнуть не мог, поражаясь, как местные могут тут не только жить, но и спокойно и даже быстро перемещаться по улицам, а особенно целый день торчать на реке с удочками, не обложенные льдом, без зонтиков и вентиляторов. Август обрушился на него, как наковальня, и нужно было не меньше нескольких минут, чтобы прийти в себя и унять тонкий противный звон в ушах, дождавшись, пока дрожащий, дымящийся мир вокруг перестанет раскачиваться. Прочие прибывшие обтекали его, как надводный риф, человека несколько раз вскользь пихнули в бок, и, в конце концов, ощутимо получив по ноге чьим-то чемоданом, он пришел в себя, вспомнил, где он и для чего он здесь, и двинулся вперед, обмахиваясь кепкой и ощущая себя мокрым до отвращения. Из индийских джинсов можно было без труда выжать пару литров пота. Жаркий мир начал расслаиваться, в нем появились звуки и краски, но лучше он от этого не стал. Воистину доменное пекло поначалу казалось даже хуже, чем голод.
Гнусавый вещательный голос сообщил малоразборчивую информацию о прибытии транзитного поезда Махачкала-Тюмень, и взмокшему экс-пассажиру немедленно захотелось в Тюмень. Там был воздух, и он даже был прохладным, то же, что сейчас опаляло его легкие, воздухом назвать было нельзя. Еще ему захотелось ледяного «Жигулевского». Или пломбира.
Пришлепнув кепкой намечающуюся лысину, человек решительно направился вслед за остальными под зигзагообразный навес к зданию вокзала, скользнув взглядом по пыльному багрово-красному транспаранту, возвещающему несведущим: [«Планы партии – планы народа!»]
О, у него определенно были планы.
Он был должен поесть…
Не сбавляя шаг, человек с чемоданчиком неторопливо обернулся, окидывая топающих вокруг обывателей скучающим взглядом, но не заметил ничего настораживающего – везде шли, таща багаж, такие же августовские люди, глядя сквозь него или по сторонам. Его персона абсолютно никого не интересовала. Да и с чего бы?
И тем не менее на долю секунды ему почудилось внимание. Словно чей-то взгляд легонько царапнул затылок, будто проверяя, на месте ли он – и тотчас снова растворился в равнодушии чьих-то глаз. Возможно, и не было никакого взгляда. Возможно это просто была паранойя. При таком образе жизни обязательно рано или поздно начнешь параноить. Только такие как он, да еще гиены и мясники являлись группой риска, прочие же жили спокойно и как им вздумается, потому что все, что они вытворяли, было недоказуемо. Поэтому осторожность и еще раз осторожность. Осторожность и доброжелательность. Он почти не рисковал, не лез в конфликты, в меру давал взаймы, иногда уступал очередь на путевки и всегда улыбался – и ему улыбались в ответ. Он был хорошим человеком с отработанно хорошим выражением лица, уважаемый друзьями и сослуживцами. Возможно, те бы немного удивились, узнав, что хороший человек сейчас идет по волжанскому перрону, а не по крымскому пляжу, где он и должен был быть на самом деле. Конечно он там будет, но на три дня позже. Это был особый случай. Иначе человек с хорошим выражением лица просто нашел бы кого-то и в Крыму, как это делал каждое лето. Да и не одного, ибо безопасно далеко от дома. А потом привез бы, как обычно, ракушки и мини-амфорку из херсонесской сувенирной лавки. Пару бутылочек массандровского вина из Крыма привезти уже не получится, спасибо Михал Сергеичу.
Он обернулся еще раз – ничего. Просто люди, идущие по своим делам. Трудяги, матери семейств, молодежь, в последние годы одевавшаяся как попугаи и взбивавшая на голове какие-то прям стога сена – он этого не понимал – а юбки! – господи ты боже! Иголочка тревоги, оставленная в затылке коснувшимся его внимательным взглядом, начала таять, и все же человек с чемоданчиком едва сдержался, чтобы не {провернуть} зрение. Нет, все в порядке. Никто не знал, что он здесь. Кому понадобится за ним следить? Милиция? Он хороший человек. Гончие? Он никогда ни одной не видел, только слышал истории, которые практически не воспринимал всерьез. Вряд ли гончие вообще существуют. А если и были, то давно вымерли.
***
Сергей Таран, наблюдавший за человеком с чемоданчиком совсем из другой точки перрона, нежели тот предполагал, возможно, немного удивился бы, узнав, что он вымер. Совсем немного. Если баинька встретит гончую – он этого и не узнает. А если гончую встретит неспящий, вроде человека с чемоданчиком, то тому будет очень серьезная причина, и он уже никогда никому не сможет об этом рассказать. Как расскажешь о том, кто убил тебя? Мало того - съел.
Он шел неторопливо, праздно глазея по сторонам и давая возможность человеку с чемоданчиком уйти подальше и успокоиться – он его уже не потеряет. Паук явно нервничал, хотя заметить его он никак не мог. Возможно, просто что-то чует, черт его знает – у всех хищников чувства обострены до предела, когда они выходят на охоту. Правда этот еще не охотится, никого не ведет, хотя точно приехал сюда на прокорм. А ведь питался меньше месяца назад – Сергей хорошо рассмотрел это еще когда первый раз наткнулся на паука на московском вокзале, в ту же секунду изменив свои планы на отпуск. Будь это пиявка или прожора, он бы отправился в Кострому, как и собирался, но отпускать паука было непозволительной роскошью. Пауки, равно как мясники и гиены, являлись лучшими источниками питания, кроме того, именно к хищникам первой категории он все еще испытывал особое отвращение. Позже это чувство уйдет – все-таки, для гончей он был еще слишком молод, проснувшись всего лишь пять лет назад. По крайней мере, так пообещал его инструктор. Это был его второй отпуск за четыре года успешной работы, Сергей особо к нему не готовился и считал, что пара дней свободной охоты отдыху не повредят. Паук давно не был баинькой, прекрасно осознавал, кто он, что делает, как и для чего, а значит, охота на него была официально разрешена. Сергей старался следовать правилам, хотя до сих пор не особо их понимал. Почему нельзя просто перебить всех, кто когда-либо был замечен? Инструктор в ответ на этот вопрос прочел ему длинную малопонятную лекцию о балансе между питанием и моралью, после чего вкрадчиво сообщил: «Просто ты еще думаешь, как человек. Это пройдет. Рано или поздно это проходит у всех. Мы не милиция, Сережа, мы никого не защищаем. Убирать зарвавшихся и вывернутых – единственное, чем мы можем помочь. Мы живем иначе. Охотник без добычи умрет. А в пустых лесах много не наловишь». Илья Евсеев, протектор по Комитету и практически единственный друг, позже сказал Сергею почти то же самое, правда не отвечая на вопрос, а просто так. Илья был любитель поговорить и поучить, да и в целом, по мнению Сергея, повыделываться, что, впрочем, вполне компенсировалось его готовностью всегда прийти на помощь, не задавая дурацких вопросов, и возможностями в любой момент достать коньяк, импортные шмотки и билет куда угодно.
