Над озером шальным Кружатся злые чайки,
Я в лодочке сама
Тихонечко кружусь.
А хочешь расскажу,
Что было, без утайки,
А хочешь, ничего
Тебе не расскажу.
Любите меня пока я жива
Пока не остались
Только голос
Да слова.
Любите меня!»
Вероника Долина
Моя повесть будет состоять из отдельных рассказов. Кому-то интересна жизнь известных людей- кинозвёзд, писателей, политиков, а кому-то интересна жизнь людей обычных, из толпы.
Когда я была маленькой девочкой, и меня возили за 5 остановок от дома в детский сад – из окна трамвая я смотрела в окна проплывающих мимо домов. Я видела, там двигаются люди. Что-то готовят на кухне, кто-то поливает цветы и т.д. Я думала, неужели у них тоже есть свой мир, своя отдельная жизнь от моей и они не знают, что я есть на свете. Я не могла поверить, что таких как я – много. И, наверное, они тоже думают, что весь мир крутится вокруг них. Во всяком случае, я думала так, что самая главная на свете- это я- Света Демиденко, а все остальные являются моим фоном. И, только глядя в эти окна поняла, что я малая песчинка в огромном мире, в котором легко потеряться.
****
Маленькая я была очень вредной девчонкой (многие думают так обо мне и сегодня). Когда я с родителями приезжала на лето к бабушке в деревню- баба Марфа (папина мама), наверное начинала считать дни до моего отъезда со дня нашего приезда. Мы не любили друг друга. Теперь, ставя себя на её место, я думаю, что таскала бы такую внучку за волосы.
Деревня наша называлась красиво- Королёвка. Дом у бабы Марфы был из 2-х комнат и сеней. Все стены, пол и потолок были выкрашены в красный цвет. К потолку был прикреплен большой крюк, тоже выкрашенный в красный цвет. Этот крюк был предназначен для подвешивания люльки, в которой когда-то нянчили моего папу. На стене, возле которой стояла железная кровать, висел жуткий ковер- разукрашенный холст с краснощёкими девицами. Такие коврики Вицин в «Операции Ы» продавал.
Имелась, естественно, и русская печь, занимавшая полкомнаты. На этой печи за занавеской стояли фляги с брагой. Брагу, самогонку делали в каждом доме, хотя это было запрещено. И вот однажды пришла какая-то комиссия по борьбе с самогоноварением. Меня посадили на печь и закрыли занавеской- решили, наверное, что комиссия не будет совать свой нос туда, где ребенок отдыхает. Но я то дурочка думала, что баба Марфа назло мне спрятала меня от гостей. Я резко отдернула в строну ненавистную шторину, свесила ноги и скрестила руки на груди- вот она я, какая красивая, городская девочка! Баба
Марфа толк меня назад, штору задернула, да зубами скрипнула. Ах, ты мне назло, и я тебе! В общем, мы дергали с ней эту шторину до тех пор, пока комиссия фляги с брагой не увидала, да во двор не вынесла. И полилась сивуха синей рекой в землю, в траву-мураву, по которой я так любила бегать босиком. Естественно на меня ругались, а за что, я поняла много лет спустя.
Ещё в деревенском доме меня сильно раздражали мухи и грязные окна. Может быть они были и не грязными, но какие-то непрозрачные, и мухи с них прямо не слазили. Между рамами окон лежала жёлтая вата с ёлочными игрушками, что тоже меня приводило в недоумение. На улице лето, а елочными игрушками украшают ёлку, когда на улице зима. В общем, мне в окна ничего не было видно, меня это злило, и я время от времени эти окошки выбивала. Трах кулаком и нет окна и все видно. Меня ругают, шум стоит. А я говорю : «Ничего, Лёша Князев вставит!». Лёша Князев- сосед лет 50-ти, местный стекольщик. Как я руки не резала ? Не знаю, может они и не стеклянные были эти окна, а на стеклянные видно денег не было, потому что сколько помню – окна были заткнуты подушками, пока я гостила в деревне.
Прости меня, баба Марфа!
****
Когда я училась в 3-ем классе, у меня родилась родная сестренка Инночка. У Инны глаза были как звездочки, локоны, как у Суок из «Трёх толстяков». Папа говорил маме: «Как вспомню про Инну, сразу настроение поднимается, и так жить хочется.»
Инна росла такая самостоятельная, сообразительная, со всеми тётками, бабками из дома здороваться начала, как только говорить научилась.
Ела со мной наравне, поэтому щёчки у неё были, как у хомячка. Меня тайно
Любила и брала с меня пример, хотя мы с ней и ругались, и дрались. С класса седьмого Инна втихаря начала таскать мои вещи – модничать (я то уже работала). Соберусь на работу, колготок нет – это Инна в школу нарядилась! А ты, Света, хоть босыми ногами иди! Как ты орёшь, -в школе то не слышно! Собралась надеть новый спортивный костюм, синий с белыми лампасами, румынского производства (страшный дефицит в то время был), ни разу ещё не надевала, а на спине куртки- след от утюга. Это Инна, оказывается, на физкультуру в школу ходила и после занятий решила уничтожить следы его пользования, но след остался навсегда.
Теперь, когда Инна выросла, мало, кто замечает нашу разницу в возрасте в 10 лет. Разницу то замечают, но не предполагают её размеров. Сегодня Иннуля – моя первая подружка. Она рекомендует, что мне купить, что надеть, в чём я красавица, а в чём, как дура. Вещи, кстати, носили одного размера, хотя Инна теперь худее меня и, периодически даём друг другу носить свои вещи. Когда Инна училась во 2-ом классе, ей прокололи уши и купили золотые серёжки- такие маленькие половинки горошинок. Но носила она их недолго. В школе ожидали какую-то комиссию и велели всем девочкам серёжки из ушей вынуть, оставить дома. А Инна забыла дома их снять, увидела директора школы, шагающего ей навстречу по коридору, и бросилась в раздевалку при физкультурном зале. У них должна была быть физкультура. В раздевалке кроме уборщицы, моющей пол, никого не было. Инна повернулась к ней спиной, сняла серьги и сунула их в пенал в портфеле, и дальше-на перемену. Уборщица вышла следом, обняла за плечи и гадски мило улыбнулась ей в лицо. Моя самая сообразительная из сообразительнейших сестрица кипулась назад в раздевалку и увидала пустой пенал. То есть, конечно в пенале были авторучки и карандаши, но серёжек, естественно, там уже не было. Конечно было заявление в милицию, разборки и т.д., но то, что эта уборщица украла у нас серьги, мы не могли доказать. Надо сказать, что она имела мерзкую внешность с мелкими чертами лица и мерзкую фамилию Собашникова. Также она имела несколько мерзких детей, каждый из которых без конца оставался на второй год. Одна из её старших дочерей училась со мной в 1-ом классе (училась она там кстати 3 года) и кроме того, что её звали Марина, я ничего сказать не могу.
Короче, прошло 3 года, я уже работала в ЦУМе старшим продавцом и была принята в кандидаты в члены КПСС. И, именно в тот день, когда мне в райкоме КПСС должны были выдать членский билет, я, садясь в маршрутный автобус увидела одну из дочерей воровки Собашниковой в серьгах моей сестры. У меня так бешено заколотилось сердце, кровь хлынула в голову, и я подумала: пусть опозорюсь сейчас, но шанс не упущу.
