Ла-Манш Февраль, 1825 год
Лайл Мессинг, барон Блэкстон, проигрывал в карты, и единственным оправданием была качка в кают-компании корабля, на котором он плыл. Военное судно его величества «Редемшен» с весьма посредственными мореходными качествами должно было доставить домой барона Блэкстона и выживших в неудачной греческой кампании пленных.
Лайл изо всех сил пытался сосредоточиться на картах и не думать о доме. В настоящее время его у Блэкстона вообще не было. Фамильный замок, который барон унаследовал от отца, был продан им с молотка, чтобы заплатить выкуп за свою голову греческому полководцу Василади. Его вдовствующая мать и сестры переехали в особняк в городе Бат. Матушка не жаловалась, но сестра Елена в своем письме, упоминая о переезде, дважды подчеркнула фразу «тридцать футов» – такое расстояние было между их комнатами в новом доме. Когда он думал о стесненных обстоятельствах, в которых приходилось жить его матери после просторного замка, он терял хладнокровие, шел на риск, и гора закладных на карточном столе неумолимо росла.
Пробиваясь сквозь волны к Дувру, «Редемшен» скрипел и вздрагивал, отчего фонарь в прокуренной кают-компании покачивался под низким потолком. Карта не шла, и Блэкстон посмотрел на здоровенного рыжеволосого и рыжебородого игрока напротив, Сэмюела Голдсуэрди. Он был одет в зеленую шелковую сорочку, которая блестела в неровном свете. Сэмюел усмехнулся. Похоже, он не умел ни умываться, ни проигрывать. Именно Голдсуэрди невинно предложил перекинуться в картишки. Несколько часов спустя после бесконечной изнурительной игры, не вынеся качки, два других игрока из числа пассажиров покинули каюту. За столом остались только Блэкстон и Голдсуэрди.
Такой исход порадовал здоровяка.
– Юноша, карты, что у вас в руках, – от них проку нет. Давайте закончим все по-быстрому.
Блэкстону почудилось, будто Сэмюел видит его карты насквозь. Он постарался отшутиться.
– Предлагаете жениться на вашей дочке? – Если бы у Голдсуэрди была дочь, Блэкстон и впрямь взял бы ее в жены, ведь у него не было иных способов вернуть поместье.
Голдсуэрди расхохотался так громко, что от его смеха зазвенело в ушах. Блэкстон предложил женитьбу в шутку, но в памяти вдруг всплыли смеющиеся черные глаза и мягкие пышные груди. Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Не было сомнения, что Вайолет Хаммерсли вышла замуж, пока Блэкстон находился в руках бандитов, поэтому Лайл давно уже не мечтал взять ее в жены.
– Это было бы слишком просто, сынок. Я предлагаю другое – поработать на меня год и один день.
«Год и один день» – звучало словно из сказки. Именно столько, год и один день, Блэкстон находился в плену. За это время умер Байрон, а борцы за свободу Греции, которые сражались против турок, пали в неравной битве.
Он снова посмотрел на Голдсуэрди. Тот казался безобидным человеком, несмотря на свой огромный рост и крепкое сложение. Он был выше Блэкстона дюйма на четыре[1], а то и больше, и шире любой койки на судне. На вид Лайл дал бы ему лет сорок-пятьдесят. В темно-коричневых штанах, зеленой сорочке и камзоле из грубой шерсти он был как необъятный дуб. И тем не менее мало походил на заколдованного героя из волшебных сказок. Вероятно, он был обычным лондонским торговцем и держал на Темзе склад, где на полках лежали рулоны с тканями или мешки с кофе. Но год плена научил Блэкстона не доверять внешности. Его не покидало чувство, что Голдсуэрди не тот, кем кажется. Появление этого человека на борту «Редемшен» в бухте Корони[2] в самый ответственный момент переговоров Блэкстона с бандитами – в момент передачи денег – было более чем неожиданным. Будто произошло чудо. Тогда Блэкстону казалось, что у Василади нет причин освобождать заложников. Потому он и продал поместье, чтобы купить свободу себе, младшему сводному брату и нескольким юношам и девушкам, с которыми солдаты полководца обращались как с рабами.
Сейчас судьба Блэкстона висела на волоске. Он снова попытался разгадать истинные намерения Голдсуэрди.
– Надо полагать, мне придется чистить выгребные ямы или выбивать долги?
– О нет, юноша, можете быть уверены, я найду вам работу по способностям.
– Мы встречались раньше в Лондоне?
– С чего вы взяли?
– Тогда зачем предлагаете мне работу? По нашей игре моих способностей не разглядеть.
– Вы умеете очаровывать людей – это я вижу…
Блэкстон бросил на Голдсуэрди скептический взгляд.
– Что-то не похоже, чтобы на вас это действовало.
– И тем не менее в своем кругу, среди знати, вы достаточно известны. Вы прекрасно танцуете на балах. Ходят слухи, что вы еще и отличный наездник.
– Так значит, вы обо мне наслышаны. Тогда тем более непонятно, зачем я вам нужен. Никто не станет брать меня на работу, зная мою дурную репутацию.
– Никто, кроме меня. Когда вас всюду станут приглашать, я хочу, чтобы вы принимали все до единого приглашения. Видимо, дело все же в дочери. И она, судя по всему, настолько дурна собой, что нуждается в таком типе, как Блэкстон, чтобы он таскал ее по балам и званым ужинам.
– То есть вы хотите, чтобы я радовал высший свет своим присутствием как можно чаще?
– Тогда я выкуплю все ваши долги, включая поместье с фамильным замком.
В заточении Блэкстон научился не выдавать своего беспокойства, но сейчас его бросило в жар. Кипа закладных, подписанных им и его неудачливыми спутниками, по-прежнему лежала на столе перед Голдсуэрди. Блэкстон перевел взгляд с бумаг на карты, которые не предвещали крупного выигрыша. Удача отворачивалась от него всю ночь, а теперь этот незнакомец, который практически спас его, предлагал выгодную сделку.
– Прошу прощения? – Блэкстон тяжело смотрел на мужчину, который, похоже, знал о его делах больше любого другого, не считая семейного юриста.
– Приходите в мой клуб, и я вам все объясню.
– В ваш клуб? – Блэкстона словно дубинкой огрели. Голдсуэрди казался ему англичанином до мозга костей, но никак не джентльменом.
– Клуб «Пантеон» на Албемарл-стрит. В порту корабль встречает почтовый дилижанс. Он отвезет нас прямиком в клуб.
