Дом загорелся за час до полуночи в последний день апреля. Яростный далекий звон пожарных колоколов разбудил Джорджа Хазарда. На ощупь он прошел по темному коридору, поднялся по лестнице в башенку особняка и вышел на узкий балкон. Сильный теплый ветер только еще больше раздувал пламя, ярко вспыхивающее в темноте. Даже с такой высоты, стоя над городком, который назывался Лихай-Стейшн, Джордж узнал горевший дом – единственное крепкое строение, оставшееся в захудалом квартале у канала.
Он торопливо спустился в слабо освещенную спальню, почти не глядя схватил одежду. Хоть он и старался одеваться как можно тише, но все равно разбудил жену. Перед сном Констанция читала Священное Писание. Это была не Дуэйская Библия, а одна из семейных книг Хазардов. Прежде чем уснуть и поцеловать Джорджа на ночь, Констанция заложила страницу четками. Со дня падения форта Самтер и начала войны Констанция проводила за чтением Библии больше времени, чем обычно.
– Джордж, что случилось? Куда ты так спешишь?
– В городе пожар. Не слышишь звон?
Констанция сонно потерла глаза:
– Но ты же не мчишься следом за пожарными каждый раз, когда поднимается тревога.
– Горит дом Фентона, одного из моих лучших мастеров. В последнее время у него в семье были неприятности, и этот пожар вполне может оказаться не случайным. – Джордж наклонился и поцеловал жену в теплую щеку. – Спи. Я вернусь через час.
Он погасил газовую лампу и, быстро спустившись, побежал к конюшне. Лошадь он оседлал сам, рассудив, что, пока добудится конюха, пройдет много времени, а медлить было нельзя. Такое неожиданное волнение удивило его самого, ведь уже две недели, с тех пор как от них уехал Орри Мэйн, он пребывал в каком-то странном оцепенении, чувствуя почти полную отстраненность от жизни, что текла вокруг, и главное – от этой страны, одна часть которой вдруг решила отделиться и напасть на другую. Союз был расколот, и обе стороны спешно готовились к войне. Однако Джордж предпочел вести себя так, словно все эти события никак не отражались ни на его существовании, ни на его чувствах, осознанно избрав позицию наблюдателя.
Вскочив в седло, он выехал через задние ворота особняка, который они когда-то назвали Бельведером, и помчался по извилистой дороге, вниз по склону холма, туда, где бушевал огонь. Словно горны доменных печей его завода, порывы ветра все сильнее раздували пламя, которым уже был объят весь дом Фентона. Хазард молил Бога только о том, чтобы добровольная пожарная дружина подоспела вовремя.
Ехать по неровной ухабистой дороге в темноте было небезопасно, приходилось постоянно осматриваться. Заводские корпуса, остающиеся позади, даже в этот поздний час извергали дым, шум и свет. Металлургический завод Хазарда работал круглые сутки, производя рельсы и металлический прокат для Союза, начавшего спешную подготовку к войне. Кроме того, уже совсем скоро ожидалось подписание контракта на отливку пушек. Впрочем, в эти минуты человек, мчавшийся мимо домов с террасами в сторону торгового района, за которым полыхал огонь, меньше всего думал о делах.
О неприятностях в семье Фентона Джордж узнал еще тогда, когда они начались. Обычно он всегда знал, когда у кого-нибудь из его работников случалась беда, раз и навсегда взяв за правило вникать в жизнь подчиненных. Он никогда не наказывал людей, даже если они в такие трудные для себя времена совершали проступок, предпочитая наказанию доверительную беседу и совет, будь он желанный или нет.
В прошлом году Фентон принял в дом своего кузена – крепкого, пышущего здоровьем парня, на двадцать лет моложе его самого. Молодой человек в то время был без работы и нуждался в средствах. Мастер нашел ему место на заводе Хазарда, и новичок пару месяцев вполне сносно справлялся со своими обязанностями.
Фентон хотя и был женат, детей не имел. Его красивая, но весьма недалекая жена по возрасту была ближе к его кузену, чем к нему. Вскоре Джордж заметил, что мастер начал худеть. До него стали доходить слухи о необычной вялости Фентона, и наконец он получил докладную о дорогостоящей ошибке, совершенной мастером. А через неделю еще одну.
На прошлой неделе Джордж, желая предотвратить новые убытки, а также по возможности помочь Фентону, вызвал мастера к себе, чтобы поговорить. Однако Фентон, всегда доброжелательный и открытый к разговору даже с хозяином, на этот раз держался холодно, взгляд его выражал настороженность и муку, а на все вопросы Джорджа он односложно отвечал, что ничего не случилось – обычные семейные неприятности. Он даже несколько раз повторил эти слова: «семейные неприятности». Джордж выразил сочувствие, но спокойно добавил, что ошибки на производстве должны прекратиться. Фентон пообещал разобраться с домашними неурядицами. Джордж спросил, как именно он собирается это сделать. Потребовать, чтобы кузен убрался из его дома, ответил мастер. Джордж, почувствовав неловкость, не стал продолжать разговор, заподозрив истинную причину «домашних неприятностей».
И вот теперь он уже видел впереди застывшие силуэты зевак и метавшиеся взад-вперед фигуры людей, передающих ведра с водой, которые уже не могли спасти почти догоревший дом. Отсветы красного огня отражались на металлическом корпусе устаревшего помпового насоса филадельфийской конструкции и на черных спинах четырех лошадей, тащивших цистерну с брандспойтом к месту трагедии. Лошади испуганно били копытами и громко фыркали, словно только что чудом спаслись из ада. Джордж подумал, что вся эта картина действительно напоминает ад.
Спрыгнув на землю, он услышал чей-то крик на темной улице слева от горевшего дома и начал торопливо пробиваться сквозь толпу зрителей.
– Не лезьте сюда, черт бы вас побрал! – гаркнул командир добровольцев через рупор, но, увидев Джорджа, виновато добавил: – О, мистер Хазард, сэр… Я вас не узнал.
На самом деле эти слова означали, что он не узнал самого богатого человека во всем городе, а может, и во всей долине, пока не увидел его вблизи. Джорджа Хазарда, которому в этом году исполнилось тридцать шесть лет, знали все. В его растрепанных ветром волосах, немного выгоревших, как всегда бывало весной и летом, на солнце, уже блестела первая седина. Очень светлые голубые глаза, как и у всех в роду Хазардов, отражали пламя пожара и тревогу, снедавшую Джорджа изнутри.
