Позади слышались топот, лай и крики. Всё-таки загнали. Ещё раньше он загнал и убил коня, после чего пришлось идти пешком. Грудь превратилась в один большой синяк, рот постоянно наполнялся кровью и дышать становилось всё труднее, да и рана давала о себе знать, так что идти было тяжело, а путь его помечал кровавый след, не давая надежды исчезнуть. Ещё и метель совсем утихла, когда она так нужна, хотя по крайней мере стемнело. Он давно уже сбросил доспехи, оставшись налегке, и сохранил лишь меч. Холод становился нестерпимым, так что он понимал – даже если чудом удастся скрыться, всё равно замёрзнет насмерть, но продолжал упорно идти вперёд, шаг за шагом, проклиная всех на свете, пока проклятья не кончились, и ярость не уступила пустоте.
Такие сложные шаги. Теперь они больше не нужны.
Он остановился и повернулся, принявшись ждать преследователей, а в голове у него было так же темно, как и вокруг. Те не замедлили явиться – с дюжину всадников в сопровождении своры псов, с факелами; тени их причудливо извивались, а над головами бесплотным призраком реял белый лев.
– Посмотрите кто нам попался! Никак это сам принц Кнуд – Губитель, Сеющий Горе?! – крикнул один из них.
– Выглядит скорее как побитая шавка, – заметил другой и все засмеялись.
– Ну-ну, Тибо, окажем принцу почтение, всё-таки он столько крестьян загубил и полей сжёг, что, право, заслужил, – отсветы факелов пали на лицо говорящего, и Кнуд узнал его – Лионель, брат гелрийского короля. То-то голос сразу показался знакомым. – Твоё войско разбито наголову, его больше нет, – сообщил гелриец, – и отцу своему ты, как я слышал, не нужен, так что брать тебя в плен незачем.
Отец лишь обрадуется моей гибели.
Он не отвечал, лишь ждал, тяжело дыша. Кровь вытекала из него по капле, а вместе с ней и жизнь, но он рассчитывал забрать с собой ещё хотя бы одного. Лучше всего главного. Сам гелриец, казалось, принимал какое-то решение.
– Я так же бежал после Ло, – сказал он наконец. – Тогда брат не доверил мне командование, и потому ты победил. Но я сумел спастись, уйти через топи, хоть и порядком нахлебавшись дерьма, а теперь разбил твоё войско. Осталось ещё кое-что – мы будем биться один на один, – с этими словами он спрыгнул с коня, оставив поводья оруженосцу, и принялся снимать доспехи. – Мы должны быть на равных, ведь так?
Его свита пребывала в смятении, Кнуд заметил, как один из гелрийцев хотел было что-то сказать, но второй его одёрнул.
Лионель вдруг остановился и посмотрел на бедро Кнуда так, будто только увидел кровь, хотя наверняка заметил её раньше и только поэтому затеял поединок.
– Твоя рана серьёзна?
– Нет, – ответил он коротко.
Чего доброго, ещё передумает.
– Хорошо. Уж прости, но себе я такую же наносить не буду.
Последние слова гелриец произнёс уже начиная выпад. Он оказался быстр, быстрее, чем Кнуд ожидал. А может это я стал медлителен. Каждое движение отдавалось острой болью в раненом боку, а из глаз словно сыпались искры. К тому же он устал за день, сражаясь с самого утра. Устал и, главное, отчаялся. С неба продолжал сыпать снег. Наутро следов той битвы, что отгремела сегодня, уже не останется, и сотни мёртвых скроются под его толщей до весны. Всё впустую.
Гелриец не воспользовался хорошим началом: он старался не рисковать, так что его первые атаки оказались не особенно опасными, дав Кнуду время приноровиться к темпу.
– Не думал, что Кнуд Грэйлэйт – трус, способный удрать с поля боя, – усмехнулся Лионель. – Ты создал себе неплохую репутацию, но теперь ей конец, будь уверен – об этом узнают все.
Он ничего не отвечал, не осталось сил на разговоры. Вспомнилось, что Лионеля сватали его сестрице Фионе. Из-за чего тогда всё сорвалось? Эти двое подошли бы друг другу.
– Наверное я даже скажу, что ты обмочился со страху перед смертью. А может так и будет. Я ведь вижу, что ты меня боишься.
Гелриец следил за Кнудом, выжидая ошибку, и сам при этом не давал возможности нанести точный удар, движения его были быстры и выверены. И он соблюдал осторожность – даже чрезмерную для такого юнца. Факелы давали разглядеть друг друга, но если Лионель стоял к ним спиной, то Кнуду они светили прямо в лицо, заставляя отводить взгляд и мешая следить за противником.
Ты хочешь убедиться, что я совсем ослаб, и я дам тебе сделать это.
Кнуд и вправду ослаб, но знал, что сумеет быть достаточно быстрым в нужный момент. Одного раза достаточно. Он атаковал, отчаянно и в должной степени неуклюже, чтобы Лионель сумел от него уйти, да ещё и ударить в ответ: клинок лишь чуть оцарапал его.
– Я ожидал большего, – протянул гелриец, вновь вставая в стойку.
– Я – разочарование, – ответил Кнуд. – Уже привык.
Говорить было тяжело, но он хотел услышать звук собственного голоса напоследок.
Лионель приободрился и сделал новый выпад, а затем ещё один, и ещё. Он нападал, а Кнуд с трудом отбивался и тяжело дышал. Это и вправду было сложно, не приходилось даже притворяться. Он чувствовал, как становится медлительнее с каждым разом, а враг не оправдал его надежд, не торопился и делал всё слишком надёжно.
Он уже почти отчаялся, когда наконец выпал шанс, которого он так ждал: под ногу гелрийцу попался камень, он споткнулся и Кнуд тут же на него накинулся. Ударил раз, второй, третий, вложив все оставшиеся силы – Лионеля больше занимало удержание равновесия, чем защита. Он понял, как близка смерть: теперь в его глазах был страх, а не надменная уверенность. Неловко отбив очередной удар, он не успел принять следующий, получив рану в грудь, отшатнулся, вновь оступился и упал.
Кнуд замахнулся, чтобы добить, но клинок успел принять на свой другой гелриец, а ещё один всадил стрелу ему в бок, и без того раненый.
– Стоять! Остановитесь! – Лионель поднялся, красный от натуги и унижения. – Это мой бой!
Ему удалось заставить их отойти.
– Теперь мы на равных. Уж прости за стрелу, – юнец потерял половину своей спеси, но ему всё ещё была нужна победа. Теперь даже больше.
– Они… меня… не отпустят, – слова давались ещё тяжелее, чем раньше, Кнуд задыхался и захлёбывался собственной кровью. – Даже если убью… тебя.
– Верно, – согласился Лионель. – Но ты всё равно хочешь меня убить, не так ли?
Они вновь скрестили мечи, тяжело и медленно. В нынешнем состоянии любой из них мог быть побит кем угодно, начиная от мальчишки-оруженосца Лионеля, который тоже схватился было за меч, но не успел защитить своего хозяина, когда тот упал. Кнуд думал лишь об одном – убить гелрийца, сейчас это стало целью всей его глупой жизни, последним смыслом, что в ней остался.
Он ощущал боль в бедре, в лёгких, в пронзённом стрелой боку, да и по голове его сегодня били не раз. Оглушён и уже почти что мёртв. Но ещё не совсем. Хуже было только когда он болел лихорадкой, унёсшей жизнь его жены, а с ней так и не рождённого сына, но пощадившей его самого. Жизнь ему уже и тогда была не слишком нужна, а в таких случаях она не уходит, настойчиво добиваясь взаимности.
