Петербург. Почти все в зале – мужчины. Среднего возраста, в рубашках и пиджаках, в очках. У одного кожаный портфель шириной полметра – видимо, решительно настроен. Кто-то пьёт вино, свет ламп отражается в бокалах.
– Присаживайтесь, пожалуйста, мы начинаем аукцион. Итак, первый лот – Мережковский, имеются заочные биды… Восьмой лот – Бальмонт, «Тишина» (две секунды ведущая, девушка по имени Агата, ждёт) – снят!.. Одиннадцатый лот – Бунин, «Полевые цветы»! Восемнадцать тысяч, девятнадцать, двадцать, двадцать одна – раз! Двадцать две! Двадцать три! Двадцать три – раз! Двадцать четыре! Двадцать пять! – Считает до сорока. – Продано!
– Лот шестнадцать – «Азбука в картинах Александра Бенуа»! Есть заочные биды, озвучиваю самую большую цифру – сто пятьдесят тысяч!
Кто-то сзади во весь голос:
– Забирайте, у всех она есть!
– Продано заочно!.. Лот двадцать девять – Бальмонт, «Жар-птица»! Продано за семь тысяч, спасибо! Лот тридцать… О, опять «Жар-птица»! Только с автографом автора! Пятьдесят! Шестьдесят! Восемьдесят! Сто! Сто двадцать! Сто сорок! Сто шестьдесят! Сто восемьдесят!.. Продано за триста сорок покупателю под номером семь, спасибо!.. Лот пятьдесят – Брюсов, рукописи стихотворений! Двадцать пять! Двадцать шесть! Продано за двадцать восемь, спасибо!
– Халява какая… – бормочет сосед.
– Лот шестьдесят один! Четыре тысячи! Пять!
Поднимавшему руку друг говорит:
– Давай борись, сражайся, я тебе одолжу!
Хохочут.
– Лот шестьдесят четыре – Каменский, «Землянка»! Тридцать! Сорок! Пятьдесят!
– Очень хорошая книжка, – комментируют сзади.
– Шестьдесят! Семьдесят!
– Да хватит уже! – слышится где-то слева.
– Продано за восемьдесят пять! Спасибо!.. Лот шестьдесят семь – Ахматова, «Вечер», с автографом автора! Четыреста! Пятьсот! Шестьсот!
– Семьсот даёте? Восемьсот даёте? – шепчет Агата в трубку.
– Восемьсот! Девятьсот, чтобы выполнить свои обещания! Девятьсот – раз! Девятьсот – два! Миллион! Миллион – раз! Миллион – два… Продано за один миллион, спасибо!
Мой сосед тяжело вздыхает и утирает пот со лба.
– Лот восемьдесят один – Цветаева, «Волшебный фонарь», есть заочные биды, поэтому сто восемьдесят тысяч! Двести! Двести двадцать!.. Триста!
– Кто же это торгуется? – Мужчина, сидящий впереди меня, поворачивается и всматривается в задние ряды.
– Продано за триста сорок, спасибо!.. Лот сто один – Блок, «Стихотворения»! Восемьдесят! Сто! Сто двадцать! Сто сорок!
– Смотри-смотри, кто-то повёлся, – ухмыляется один другому.
– Лот сто пять – Мандельштам, «Камень»! Пятнадцать! Шестнадцать! Семнадцать! Продано!
– А, погодите, мне тоже надо!
– Лот сто сорок один! Ахматова! «У самого моря»! Сорок! Пятьдесят! Семьдесят! Девяносто!
– Господи Иисусе!
– Не поминайте всуе!
– Продано за девяносто пять тысяч, спасибо!.. Лот сто шестьдесят пять – Бальмонт, «Марево»! Шестьдесят! Восемьдесят! Сто! Сто двадцать!.. Двести! Триста! Четыреста!
– Пятьсот даёте? – тихонько говорит девушка в телефон.
– Агата, прекрати! Агата, перестань! – кричат ей из зала.
– Пятьсот, чтобы выполнить свои обещания!
– О каких обещаниях она всё время говорит? – озадаченно спрашивает мужчина с тросточкой.
– Продано за шестьсот тысяч, спасибо!
Сосед оборачивается назад, и ему кто-то говорит:
– Это не я! Ты что!
– Лот двести восемнадцать – Маяковский, «Париж»! Семьдесят! Восемьдесят!
– Книжка же максимум тыщу стоит!
– Раньше стоила.
– Да… Толь, а Рахманинов был хорош…
– Настя, – говорит муж жене, – опусти руку, опусти!
Она держит руку и выигрывает «Париж» за сто тридцать тысяч. Многие одновременно вздыхают, и этот общий вздох гулко разносится по залу.
– Лот двести восемьдесят восемь – Шагинян, «Тайна трёх букв»!
– Какая же там тайна, в трёх буквах-то?
– Так это же она Сталину, Сталину написала! Про три буквы!
– Ох…
– Ахматова, «Стихотворения»! 1946 год! Уничтоженное издание! Есть заочные биды, называю самую большую цену! Восемьсот тысяч! Девятьсот! Миллион! Миллион сто! Миллион двести! Миллион триста! Четыреста! Пятьсот! Миллион пятьсот – раз!
– Миллион шестьсот даёте? – бормочет Агата в трубку, раскрасневшись.
– Эх, – сосед опускает руку и в изнеможении разваливается на стуле.
– Миллион пятьсот – два! Шестьсот! Миллион шестьсот – раз! Миллион семьсот! Миллион семьсот – раз! Миллион семьсот – два! Миллион семьсот – три, продано! Спасибо!
– Ох, не могу, пойду покурю, – сосед слева берёт куртку, оставляет на стуле полуметровый портфель и уходит.
Через пятнадцать минут:
– Аукцион окончен, всем спасибо! – говорит ведущая и кладёт молоток из красного дерева на обтянутую чёрным бархатом подставку.
* * *
Когда все разошлись и в зал проникал только свет уличных фонарей, в коридоре меланхолично мыла мраморный пол пожилая уборщица с двумя высшими образованиями. Из-за тяжёлых дубовых дверей аукционного зала послышались вздохи, смешки и звон бокалов.
– Раздавайте, Анна Андреевна!
– Ох, Иван Алексеевич, что ж вы делаете?..
– Вам, дорогая, сегодня грех жаловаться, сорвали куш! Сколько процентов-то берёте?
– Стесняюсь сказать…
– Что вы, здесь все свои! Да, Валерий Яковлевич?
Брюсов согласился.
«Неужели сидят ещё? И так уже всю Россию купили», – подумала уборщица и со всей силы принялась выжимать половую тряпку.
Зазвучали другие голоса, будто за покерный стол сели новые игроки.
