Волк шёл, опустив морду к земле и почти касаясь её губами, изредка резко поднимая голову и осматриваясь.
В один момент он уловил запах человека. Волк по инерции прошёл ещё три шага и остановился. Он развернулся и, сильно напрягая обоняние, стал водить носом над землёй возле того места, где почувствовал запах. Губы волка были сомкнуты, и от того, что линия, по которой они смыкались, была довольно длинной, его выражение, если смотреть в профиль, было похоже на человеческую улыбку.
Волк пошёл по следу и дошёл до того места, откуда он уже чувствовал запах не следа человека, а самого человека. По мере того, как он шёл, в нём нарастала сила, направленная против инстинктивного стремления настичь и убить добычу. Это была память, что убийство человека не просто убийство добычи – здесь есть ещё что-то.
Волк остановился в момент, когда эта память уравновесила стремление к добыче. Он стоял, вытянув вперёд передние лапы и подогнув сильнее, чем в спокойном состоянии, задние. В нём боролось стремление идти к человеку и бежать от него.
Он стоял так не меньше четверти часа. Потом медленно сделал несколько шагов вперёд и снова встал. Потом пробежал ещё немного и снова остановился. Мучающее его напряжение достигло максимума. Он мотнул головой и тонким голосом коротко выкнул. Он часто переступал ногами и интенсивно махал хвостом из стороны в сторону.
Наконец он резко оттолкнулся от земли и приземлился на передние лапы, причём на правую на мгновение раньше, чем на левую. Задние ноги в этот момент были гораздо выше головы. Пока его передние лапы, сгибаясь в коленях, амортизировали удар, задняя часть тела мягким, но стремительным движением опустилась на уже согнутые задние. И в тот же момент передние лапы с необычайной резкостью выпрямились, и тело, опирающееся теперь только на задние, стало словно удлиняться в направлении вверх так, что в последний момент движения, произошедшего от толчка передних лап, оно встало почти вертикально и оказалось высотой примерно с десятилетнего человека. В следующий момент от земли оторвались задние лапы, и волк, двигаясь по красивой кривой линии, перелетел через высокий куст и приземлился на поляне.
На противоположном краю поляны лежал человек.
Было очень тихо. Пели птицы. Жужжали пчёлы. Шумели деревья.
Человек был обнажён, лишь на поясе у него были связаны лапками две заячьи шкуры. Он лежал на спине, раскинув руки. Пальцы левой руки были согнуты. Причём мизинец был согнут так сильно, что упирался своей подушечкой в ладонь, безымянный – чуть меньше, средний – ещё меньше, а указательный и большой были почти выпрямлены. Голова его была повёрнута вправо. У него были длинные, цвета коры сосны на середине её ствола, волосы. Под кистью правой руки лежало копьё.
Волк водил носом над поверхностью кожи левой руки человека, не касаясь её, но очень близко. Запах человеческого тела был тошнотворно силён.
Волк не умел ничего делать со спящим человеком. Если бы человек стоял или, к примеру, бежал, он бы прыгнул ему на плечи сзади, перекусил бы сонную артерию и разрушил шейные позвонки. Но что делать со спящим человеком – у волка не было инстинкта, который бы на это указал.
Волк отошёл на пять метров и лёг со стороны левого бока человека, вытянув передние лапы и аккуратно уложив на них голову. Он неотрывно смотрел на человека, широко раскрывая глаза, только когда тот шевелился, а в остальное время сильно сощурив глаза и иногда почти совершенно их закрывая.
Человек проснулся, когда солнце осветило его лицо. Он отвернулся, но солнце всё равно просвечивало сквозь веки. Он положил на глаза правую руку и некоторое время лежал неподвижно, но уже не спал, а смотрел, как солнечный свет разлился тонкой красной полосой вдоль контура его руки.
Он снял руку с лица, поднял с земли корпус, оставаясь сидеть, и увидел какое-то движение слева от себя. Он повернул голову и увидел встающего с земли волка.
Человек, отклоняясь в противоположную сторону, потянулся за копьём. Волк напрягся, выставив вперёд выпрямленные передние лапы и чуть присев на задних, и серьёзно смотрел на то, что делает человек. Он выглядел как будто встревоженным, но на самом деле его совершенно не занимало, что делает человек. Его заполнило подавившее всё стремление убить и ощущение радости от того, что всё его существо предназначено и хорошо приспособлено, чтобы быть заполненным этим стремлением. Как радостно должно быть сосуду сложной формы придать эту форму заполняющей его жидкости.
И прыгнул он на человека в момент, когда тот дотянулся до копья, не от страха, что человек начнёт защищаться, но потому, что именно в этот момент голова человека была максимально отвёрнута в сторону, а шея – максимально длинна.
Он ударил человека передними лапами в грудь, и когти проткнули кожу и зацепились за рёбра. Зубами он впился в шею, сжал челюсти, и пасть залила обжигающая, больше не оттого, что горячая, но оттого, что сильно его взволновала, кровь.
Человек упёрся руками в брюхо волка, но почти сразу его руки ослабли, и туловище повалилось на спину, а голова, почти отрезанная, – на затылок, из-за чего подбородок задрался кверху. Глаза его были открыты до тех пор, пока их не сожрал волк, —сначала левый, потом правый.
Прошло много времени. Была зима.
Два человека нашли след этого волка и шли по следу. Волк не ел несколько дней, был очень слаб, и люди быстро его нагоняли.
Он перепрыгивал через лежащий перед носом снег, отталкиваясь задними лапами и приземляясь на передние, каждый раз глубоко увязая. Во время прыжка он задевал брюхом снег. Поэтому его след был сплошной неглубокой полосой, сопровождаемой расположенными через равные промежутки четвёрками углублений.
