События и персонажи вымышлены. Совпадения случайны.
1
Солнце расплавило город. Вторую неделю – ни облачка. Аня перевела утомленный взгляд на ящики с конфетами. Хоть бы не растаяли. А осы-то, осы… Лениво отмахнулась. Житья от них нет. Взглянув на небольшую очередь у автомата с газированной водой, она жадно глотнула слюну.
Ох-ох-ох… Собираться, что ли? Вряд ли уже кто-нибудь подойдет. Да и время к тому же.
Местный рынок – огражденный клочок земли, в три ряда заставленный полосатыми палатками и контейнерами – работал до четырех часов, но какой нормальный человек по такому солнцепеку пойдет сюда за конфетами? Аня вздохнула и посмотрела по сторонам. Соседи тоже начинали собираться. Подгоняя машины, загружали в них товар и полосатые шатры. Меж поредевших палаток виднелись прилавки. Внезапно взгляд ее остановился на мужчине, усевшемся неподалеку на пустой прилавок. Вернее, задержался на нем, зацепившись за его же взгляд. Сам он ее ничуть не заинтересовал, разве что неотрывный взгляд его неприятно насторожил. С чего бы вдруг незнакомого человека так сверлить глазами? Не конфеты же его так привлекли. Пожалуй, надо собираться. Но взгляд нет-нет да и косил в ту сторону, где сидел этот светло-русый бородатый субъект. Раньше вроде его не видела. Хотя, как знать? Бороды всех мужчин делают похожими. Различными делает как раз их отсутствие. Что ж, пусть смотрит, раз ему так хочется. С нее не убудет. Там и убывать-то нечему.
– Коля, – позвала она Любкиного сына, играющего неподалеку с соседом-продавцом в карты, – Коль…
Парень заглянул в палатку. Загоревший, подтянутый, с темно-русой шевелюрой вьющихся волос он, казалось, просто излучал жизненную силу.
– Мать сегодня, почему не пришла? – повернулась к нему Аня, убирая с витрины конфеты.
– Она мне не докладывает, – добродушно ответил он и спросил, – что, теть Ань, собираемся?
Аня улыбнулась. Вон как Любка вышколила. Еще со школьных лет ребята подтрунивали над ней: «Тебе бы салаг в армии муштровать, до генерала бы дослужилась». А жизнь сложилась прозаичнее. Отведя ей скромное место уборщицы на консервном заводе, со временем подняла до должности учетчика, где она и проработала без малого двадцать лет. Зато теперь Любка поднялась по-настоящему, обзаведясь конфетным бизнесом. И вся ее нынешняя армия состояла из трех продавщиц и грузчика-шофера-снабженца-сына Коли, добродушного правильного парня, в котором она души не чаяла.
– Давай, пожалуй, – привычно укладывая коробки, угрюмо ответила Аня. – Мы, как всегда, позже всех. Нам, как всегда, больше всех надо.
Не спеша они начали грузить ящики на тележку. За полгода ежедневной этой работы каждое движение было выверенным и логичным. Потому и работали, без слов понимая друг друга.
Аня по привычке дважды пересчитала дневную выручку, хотя сегодня денег было негусто. Опять почувствовав на себе чей-то взгляд, она оглянулась. И снова неприятно кольнуло внутри. Незнакомец уходить явно не собирался и, потягивая пиво, как ни в чем не бывало смотрел в их сторону.
– И куда я теперь с этими деньгами? – спросила она неизвестно кого.
– Ох и денег-то сегодня… – поднатужился Коля, ставя на тележку ящики. – Покупателей по пальцам пересчитать можно.
– Я все думаю, – складывая раскладной стол, служивший прилавком, вздохнула Аня, – чего ты здесь торчишь целыми днями? Чтобы пальцы загибать? Человек ты вроде неглупый. Мест на рынке хватает. Вот и работал бы у матери. Все же лучше, чем баклуши бить.
– Что я, лошадь? – простодушно возмутился парень. – Думаете, так легко вас троих обслужить? Сутра палатки поставь, товар развези. А кто вам по вечерам помогает, Пушкин? А кто с матерью за товаром ездит? Она бабки считает, а я ящики. И опять же, сколько мне надо? Сигарет купить да пива бутылку. А шмотки… Мне по барабану. Об этом мать думает. На еде не экономим. Вот и посчитайте, выгодно мне или нет? – пожал плечами Коля, складывая болоньевый шатер палатки.
Они действительно уходили с рынка чуть ли не последними. Ей спешить было некуда, да и Коле тоже. А лишняя копейка никогда не помешает. Уставшим взглядом она скользнула по опустевшим рядам. Как оно в природе бывает, так и у людей, пожалуй. Что покрупнее, тигры схватят, остатки шакалы доедят, а крохи птички подберут. Вот и сейчас ходили, собирали оставленные картонные ящики и, складывая их в тюки, обвязывали бечевками. Какая ни какая, а копейка. Кому на бутылку, а кому и на хлебушек. Кто-то полжизни дурака валял, а кто-то вкалывал на совесть. А очутились и те, и другие на одной мусорной куче. Несправедливо…
– Коль, – Аня повернулась к Коле, пристраивающему на тележке чехол с палаткой, – мать невесту тебе еще не нашла? Ты со своим пивом всех девчонок проглядишь. Хороших разберут, останутся такие старухи, как я. Ленивый ты, хоть и молодой. Ты, поди, и по ночам вкалывать боишься.
– Скажете тоже, – рассмеялся Коля. – Больно надо за пять минут удовольствия хомут на себя вешать.
– Тебя послушать, так только дураки и женятся, – проворчала Аня, пряча деньги в целлофановый пакет, и снова бегло взглянула на незнакомца. – Может, ты матери деньги отдашь? Что мне с ними туда-сюда носиться?
Коля смерил ироничным взглядом тощий целлофановый пакетик и пожал плечами.
– Теть Ань, – сказал он виновато, – мне в ваши дела встревать… Не надорветесь же вы, в самом деле? Завтра мать придет, сами ей отдадите.
– Что значит, ваши? – недоуменно пожала плечами Аня. – Это я вам чужая все-таки.
– Скажете тоже… Какая же вы – чужая?
– Нет, Коленька, возьми, – протянула она аккуратно сложенный пакетик. – И пересчитай обязательно. Всякое случается.
– Вы уж совсем… – Коля подкрепил свои слова красноречивым взглядом, только и того, что пальцем у виска не покрутил.
– Сам ты совсем, – добродушно передразнила она парня. – Видишь, стоит вон один, смотрит. С полчаса стоит. Я за ним наблюдала.
– Может, влюбился? – с озорной улыбкой подмигнул ей Коля.
– И я о том же, – кивнула она, – в деньги эти. Чувствую, где-нибудь по дороге он их невинности и лишит.
– Ладно, давайте, – кивнул Коля, пряча пакет в карман потертых джинсов. На незнакомого мужчину он взглянул мельком. Стоит себе человек и стоит. Что с него взять? Но и с Аней спорить не стал. Было бы из-за чего. – Все, отчалил. До завтра, теть Ань, – махнул он ей рукой, толкая перед собой тележку к большому контейнеру в конце торгового ряда, часть которого Любка арендовала под склад.
Аня тоже махнула рукой, выдавив из себя слабую улыбку, взяла свой пакет и устало поплелась домой.
Вот и еще один день прошел. Когда-нибудь так и жизнь пройдет, день за днем, как шаг за шагом. Поскорее бы… Ничего хорошего от этой жизни она уже не ждала. Тем не менее, жить как-то надо было. С тех пор, как жизнь ее круто изменилась, она уже хлебнула всякого. А сейчас вот снова прибило ее к тихой заводи. И, похоже, не выбраться ей отсюда до смерти. Но ей уже ничего и не хотелось. Для этого просто сил не было. Надо было как-то доживать. Не то чтобы она совсем ничего вокруг не замечала. Она просто смотрела на все происходящее, как на экран телевизора, потому что все это никоим образом саму ее не затрагивало. Она работала, Любка платила, это и давало возможность сводить концы с концами. Хоть, что там говорить, пусть и платила ей Любка, как остальным своим продавцам, но место ей отвела самое лучшее, самое бойкое. Да и почему, собственно, должна ей Любка платить по-другому? Ей-то, кто платил? Кто дал? Сама так же начинала. Двадцать два года одна с сыном. Шутка ли сказать? У Ани хоть что-то было, хоть вспомнить есть о чем, а у Любки, что? Мужики-одноночки? Тоже не спешили на свою шею хомут вешать. Добро бы свой, а то ведь неизвестно чей. Ничего, сама выкарабкалась. Теперь и рады бы у нее на шее хомутом повиснуть, да только добра такого ей даром не надо. Когда-то они у нее дольше, чем на одну ночь не задерживались, а теперь она их и сама не задерживает. Вот ведь жизнь, штука какая хитрая… Любка с сыном без мужа двадцатник прокуковала, а Аня с мужем без детей почти столько же. И что? У одного разбитого корыта. И так плохо, и эдак не лучше.
