– Ай, черт! – ноги разъезжаются по натоптанной прохожими дорожке, и я нелепо машу руками, пытаясь поймать равновесие и не упасть на лед. Только чудом удается не грохнуться со всего размаха, но моя потрепанная сумка слетает с плеча и конспекты с докладом в дешевой пластиковой папке веером разлетаются по тротуару.
И без того паршивое настроение стремится к отметке абсолютного нуля. Ругаясь под нос, я осторожно семеню к вещам и быстро собираю их. Не хватало еще чтобы доклад, который я делала нашему вредному преподавателю по философии, чтобы он допустил меня до экзамена, разлетелся по всей улице. Быстро сцапав последнюю тетрадку, кое-как отряхиваю их от соли и песка и с тоской смотрю на грязные руки. Что за неудачное утро…
Покопавшись в сумке, выуживаю из нее упаковку влажных салфеток, но тут сквозь шуршание упаковки до меня доносится тихий детский плач. Он звучит так неожиданно посреди темной безлюдной улицы, что я застываю и быстро оглядываюсь вокруг. Ни одного прохожего нет, не говоря уже о мамочке с ребенком. Показалось?
Растерянно оглядевшись еще раз, принимаюсь вытирать грязные пальцы. Если я опоздаю к Игорю Эдуардовичу хотя бы на пару минут, он вообще принимать доклад откажется, а я и так задержалась. Почти бегом подлетаю к мусорному контейнеру, чтобы выбросить использованные салфетки и помчаться дальше, как плач раздается снова. Вот только уже гораздо ближе! И он как будто… затихает опять?
Кажется, от недосыпа после сессии у меня начались слуховые галлюцинации. Меня пугали, конечно, что на первом курсе бывает очень тяжело, но ведь не настолько…
Но жалобный писк раздается снова. Звук идет откуда-то со стороны мусорок. Сердце сжимается. Неужели котенка выкинули? Бедняжка, сейчас же холодно, замерз, наверное, вот и мяукает… а мне его даже взять нельзя – стоит домой принести, как хозяйка квартиры меня вместе с котиком на улицу выставит, даже вещи собрать не даст.
Не успеваю сделать и шага, чтобы вытащить котенка и хотя бы в ближайший подъезд занести отогреться, как писк превращается в надрывный плач.
Все мое нутро вздрагивает и рвется вперед, я даже понять толком ничего не успеваю, как оказываюсь у мусорки. Заглядываю внутрь и каменею: внизу, на ворохе каких-то бутылок и бог знает чего еще, лежит ребенок. Малышу на вид всего месяцев шесть, он закутан в какие-то обмотки тряпок, щечки покраснели от мороза.
Забыв обо всем на свете, я скидываю сумку с плеча и бросаюсь к нему.
Приходится встать на край ограждения и перегнуться в бак почти наполовину, но сейчас на первом месте не брезгливость и страх подцепить что-нибудь, а ужас. Внутри словно просыпается инстинкт: главное спасти малыша, как можно скорее вытащить его оттуда!
– Замерз? – лихорадочно ощупываю его крохотные ручки и понимаю, что они ледяные.
Меня всю трясет, когда я вытаскиваю малыша. Ребенок плачет и жмется ближе, утыкается личиком в мою куртку и хватается за мою ладонь маленькими пальчиками, а у меня сердце кровью обливается от этого беззащитного жеста. Еще немного и младенец замерз бы прямо здесь!
А если бы я не проходила в этот момент мимо? Волосы на затылке шевелятся от этой мысли. Что за нерадивая мамаша оставила здесь такую кроху? Не отнесла в больницу или другое учреждение, а вот так хладнокровно выбросила, как ненужную вещь?
Я чувствую, как трясется в руках маленькое тельце и дрожу сама. Расстегиваю куртку, запуская внутрь мороз, и прижимаю кроху к себе, чтобы он мог хоть немного согреться от тепла тела.
Оглянувшись по сторонам и не увидев хоть кого-то из прохожих, кто мог бы мне помочь, я бормочу, пытаясь успокоить ребенка, но, кажется, больше успокаиваю себя, настолько сильно меня потряхивает от нервов:
– Тише, не плачь, мой хороший… сейчас… сейчас придем в тепло.
Наверное, надо вызвать полицию, но сейчас суббота, раннее утро… пока патруль приедет, малыш окончательно закоченеет. И я принимаю решение поскорее добраться до своего дома – все равно живу совсем рядом, а уже оттуда позвонить ноль-два.
Подхватив сумку, я как могу быстро направляюсь к обычной пятиэтажке, где снимаю квартиру вместе со своей подругой. Ни одной мысли ни о докладе, ни о Игоре Эдуардовиче или заваленном зачете. Сейчас главное отогреть малыша, а уже потом разбираться со всем остальным.
Я вваливаюсь в малогабаритную однокомнатную квартирку, которую мы снимаем вместе с моей одногруппницей Аней. Прямо с порога, торопливо разуваясь, уже кричу ее имя – когда я уходила, подружка спала.
– Аня! Ань, просыпайся скорее!
В другой комнате слышится скрип старой кровати и недовольное ворчание.
– Чего тебе, Полин?
Я залетаю к ней и включаю свет. Знаю, надо успокоиться, но у меня никак не выходит, до сих пор колотит после своей находки. Ребенка я бережно прижимаю к себе. Он уже не плачет, но все еще дрожит. Успел замерзнуть, неизвестно ведь, сколько пролежал там, в мусорном баке. Лишь бы воспаление легких не подхватил…
– Полинка-а! – раздраженно кричит на меня Аня, отворачиваясь и утыкаясь лицом в подушку, – Если ты что забыла, то бери и уматывай, не мешай спать!
– Ань, я ребенка нашла!
– Чего? Ты перемерзла что ли? – фыркает подруга недоверчиво, но слегка приподнимается на постели и, щурясь, оглядывается на меня.
– Да это правда! Я шла мимо мусорки, а там – он, плачет! Представляешь, выбросил кто-то!
Аня резко садится на кровати и придвигается ближе, заглядывая в лицо ребенка.
– А чего ты его сюда-то принесла? Полицию бы вызвала.
– Да пока она приедет, он замерзнет совсем! Черт… дрожит весь. Я его положу тут, ты последи, пожалуйста, – говорю я, бережно укладывая малыша на свою кровать, а потом выбегаю из комнаты.
– Стой, Поль! Ты куда? – в панике зовет она.
Детской ванночки у меня нет, так что я ошпариваю ванну горячей водой и открываю краны на полную, чтобы быстро ее наполнить. Надо хотя бы так поскорее ребенка согреть.
– Поль, он ныть начинает! Ты что там делаешь? – кричит Аня из комнаты.
– Подожди, покачай его, пожалуйста! Я сейчас воду наберу и приду!
Я быстро скидываю с себя куртку и закатываю рукава дешевого светлого свитера. Когда я возвращаюсь в комнату, Аня все еще сидит на своей кровати, а малыш снова начинает плакать. На этот раз я беру кроху на руки, тихонько приговаривая что-то ласковое, даже сама не осознаю, что именно, чтобы хоть немного успокоить.
– Тебе зачем ванная? – допытывается Аня.
– Искупаю его, чтобы быстрее согрелся.
– Ты умеешь что ли?
– У меня две сестренки, я в детстве за ними присматривала, так что справлюсь.
– Ну как знаешь.
Уже в ванной, быстро освободив ребенка от тряпья и проверив рукой температуру, я опускаю малыша осторожно в едва теплую воду. Слишком уж нагревать ее не стала, чтобы не было сильного перепада температур. Кроха вздрагивает всем телом, замирает, глядя на меня своими глазенками доверчиво.
