— Я же простила не трогать меня! — вскрикиваю я. Спохватившись, кошусь на дверь: вдруг Вера услышит? — Да, я так думаю, — понизив голос, в попытке его оттолкнуть, упираюсь руками в его жесткую грудную клетку. Лебедев наклоняется ниже, заглядывает мне в лицо. Я рассматриваю его внимательные глаза, узкие ровные брови, переносицу, крылья точеного носа. В этот момент он задерживает дыхание, и я, смутившись, отворачиваюсь и принимаюсь разглядывать чашку на столе, машинально теребя лацканы его пиджака. Не знаю, что нужно говорить в таких случаях. Полное ощущение кролика, застывшего ночью на обочине всего в паре метров от фар несущегося на него автомобиля. Одно движение, и кролик сорвется, чтобы испуганно спрятаться за деревьями. Но все же что-то заставляет его по-прежнему стоять и ждать чего-то. У меня екает сердце. В это время Лебедев наклоняет голову, и наше дыхание смешивается. Мои губы приоткрываются, по кончику языку скользит холодок, по спине прокатывается трескучий морозец. И я понимаю, что он сейчас поцелует меня.
— Ро…
В этот момент он ловит мои губы своими. Задохнувшись, я всхлипываю, и тело затапливает туман. Я закрываю глаза и проваливаюсь в густые чернила. Ничего, кроме прерывистого дыхания, звуков поцелуев и прикосновения его губ. Быстро обернувшись на закрытую дверь, Лебедев подтягивает меня ближе, присаживается на край переговорного стола и ставит меня между своими расставленными коленями. Его дыхание перемещается ближе к моей шее, пальцы зарываются в мои волосы. Мои руки соскальзывают вниз, на мышцы его спины.
— Я не хочу с тобой воевать, — шепчу я.
— И я не хочу с тобой воевать. — Он осторожно распахивает полы моего жакета, разводит их в стороны. Сдвигает вбок широкий ворот моего свитера, обнажая участок ключицы, и проводит губами по оголенной коже.
— Я не хочу с тобой воевать, — повторяю я.
Его дыхание накрывает теплом мои губы. И мне хочется с ним элементарного перемирия. Мне хочется маленькой, хотя бы крошечной доли иллюзии, которая заключается в том, что однажды девятнадцатилетняя девочка на всю жизнь влюбилась во взрослого двадцатишестилетнего парня, и он, может быть, ещё существует в этом, уже взрослом и чужом ей мужчине. «Но так не бывает», — думаю я. Но, зажмурившись, я все-таки обвиваю его шею и сама притягиваю его к себе. Под пальцами — мягкие светлые волосы у него на затылке. Он раскрывает мои губы своими. Поцелуй, еще один и еще.
— Ты знаешь, что я тебя ненавижу? — ответив на поцелуй, шепчу я.
— Догадываюсь. А ты не скажешь, за что?
— Нет.
— Ну, тогда давай помолчим. — Он, удерживая ладонью мою голову, врывается в мой приоткрытый рот, чтобы украсть у меня остатки воздуха. Я поддаюсь, и… И за дверью раздается оглушительный звон посуды, произведший эффект разорвавшейся бомбы. Я мгновенно цепенею.
— Не обращай внимания, это Вера что-то разбила, — прошептав это скороговоркой, он пытается пробиться в мой рот, и тут я начинаю бешено вырываться.
— Диана! — он пытается меня удержать. Вывернувшись и отскочив от него, я с ужасом смотрю на него. Он до пунцово-красной кожи закусывает нижнюю губу.
— И на черта я вечно порядочен с тобой? — Лебедев снова опускается на край стола и глядит на меня. В глазах — раздражение и что-то еще, что-то яростное и чисто-мужское, что заставляет меня инстинктивно отступить от него еще на пару шагов. «Порядочен? — тем временем истерично, как наждаком по металлу, визжит в моей голове. — И это ТЫ рассказываешь мне о порядочности?» Нащупываю стеклянную дверь, оказавшуюся у меня за спиной, толкаю ее и, залетев в периметр помещения, до упора защелкиваю задвижку.
— Диана? — Я слышу быстрые шаги Лебедева.
«Не подходи!»
Затравленно мечусь взглядом по помещению, в котором я оказалась. Умывальник, холодильник, диван. На стеклянной полке лежат бритвенный станок, паста, зубная щетка. А до меня никак не доходит смысл присутствия здесь всех этих предметов. Двигаясь практически по инерции, я бросаюсь к раковине и рывком открываю холодную воду.
— Диана?
— Я… я сейчас. — Я выдавливаю это хотя и относительно ровным голосом, но с большим трудом. Шум льющейся из крана воды заглушает очередной вопрос Лебедева. Лебедев, как я понимаю, все ещё стоит у двери. Наконец, судя по удаляющимся звукам шагов, он оставляет меня в покое. Я еще с минуту держу кисти рук в обжигающе-ледяной воде и пытаюсь прийти в себя. Я напугана своей реакцией на него. Да, я неплохо себе представляла, что будет, если я позволю ему прикоснуться ко мне. Но я и подумать не могла, что я поддамся. А я поддалась. Вернее, почти поддалась. Но «почти» не считается.
«Как ты могла?» — потерянно шепчу я одними губами, разглядывая себя в зеркале, прекрасно отдавая себе отчет, что я боюсь смотреть в глаза собственному отражению. Между тем мой взгляд ощупывает вид моих бледных скул и губ, припухших от его поцелуев. Да, именно так у нас с ним все когда-то и начиналось... Шутки, остроумные перепалки, немного моей ревности, чуть-чуть его прикосновений, потом одно настоящее касание его губ и — всё. И больше ты никого другого не захочешь пускать в свою постель. А если пустишь, как после развода с Лешкой сделала я, то горько пожалеешь об этом. Потому что там будет лишь пустота.
