С самого первого дня слышу это слово «Апрелевка». Люди носят коробки. Все ходят, а я со шваброй – мыть пол.
Тут общий холодильник. Принесла утром масло и хлеб, и вот их нет. Это так смешно.
Может быть, надо было сало взять, тогда бы всё осталось.
После уборки я сижу в кабинете со списанной техникой, здесь много чего интересного. Сижу тут, пишу свою историю.
И зашла Марина. Увела к себе в кабинет.
Было интересно, чем она занимается, и я пошла. Вернее, сдвинулась с мёртвой точки.
И Марина сказала: «Если вы хотите быть уборщицей, вы можете везде быть уборщицей», «Сосредоточьтесь и найдите себя».
Я поблагодарила. Внутри заёрзало, но я поблагодарила.
И дальше: «Чтобы найти себя, надо этим заниматься». Потом она нахмурилась: «Меня вот, например, очень интересует геохимия серы. Откуда сера?» Подошла к стенке, достала сшитые листы: «Это заказная работа, платная. Французам делали. Вот видите, написано – ответственный за исполнение доктор геолого-минералогических наук Пименова».
Сильная. Держит на весу эту толстую пачку.
Смотрю ей в глаза.
И вернулась к себе с добрыми мыслями.
Десять минут, просто чтобы расслабиться, смотрела бьюти-видео. Получилось. Подействовало.
Зачем нужно расслабляться? По плану было читать про СНиПы – так давно не касалась этого всего.
Строительные нормы и правила состоят из пяти основных разделов.
Вообще второе собеседование в этом институте напугало, удивило, расстроило и насторожило. Одним словом, всё то, что бывает неожиданным, и случилось.
Мне позвонил Лапшин Иван Константинович. Представился – спросил, в институте ли я, смогу ли подойти. Я разволновалась. Ответила: «Сейчас спущусь». Переоделась с рабочего (только верх) на выходной. Взяла ключи, телефон и чёрную тетрадку с ручкой (зачем не знаю) и спустилась на первый этаж. По пути подумала, что тетрадку я взяла для солидности, посмеялась.
Итак. Комната 101.
В комнате сидят три человека. Они повернули на меня головы, когда я открывала дверь. Я всё время чувствую, когда меня видят. А Иван Константинович (бежевый костюм) кивнул и улыбнулся. Остальные в это время как-то застыли.
И был момент испуга.
– Давайте выйдем, чтобы не завидовали, – сказал Иван Константинович Лапшин.
Высокий. Худой. Хорошая шутка.
И мы выходим в коридор, я улыбаюсь уже как-то криво.
В коридоре никого, кроме нас, нет, но он говорит тихим голосом.
– Вот это оглавление по охране окружающей среды. То, чем должен заниматься эколог.
Листы в его руках для меня – у подбородка. Я как дитё без мороженого. «Тётя сейчас даст стаканчик».
Передача.
Держу их, и хочется уже «к себе», в ту комнату, где только я и иногда – Марина. Но надо договорить.
Под скрепкой их шесть или семь белых печатных, точно не помню. Под скрепкой полное отсутствие, что называется, воды.
Что мне нужно сделать. Мне нужно просто прочитать и просто признаться самой себе, что я ничего не понимаю.
И Иван Константинович, я помню, сказал: «Так как у вас опыта нет… Чтобы вас не пытать, прочитайте, поймите, справитесь-не справитесь».
Не знаю точно, в какой момент я расстроилась: когда открывала эту дверь или когда стояла с ним в коридоре. Наверное, с двери – потому что дальше я уже была рассеянной.
Я сказала:
– Хорошо. Почитаю и пойму. Если быстро пойму, то сегодня же и отвечу.
– Да в любое время.
И Иван Константинович улыбнулся прямо как мой одноклассник из той хорошей школы.
Смотри в оба, Ули. Этот экзамен самый настоящий.
Пришла, прочитала. Теперь нужно всё это вернуть. Решила, спущусь на лифте.
Откажусь, конечно. Все лекции (и, надеюсь, знания) я сожгла во дворе съёмной квартиры десять лет назад.
У лифта встретила грустную Елену. Елену Сергеевну Ленивкину, если точно. В 314-й комнате они с Оксаной Артамоновой всё что-то продают и продают. Так про них говорит Марина. А Марина знает, потому что она в комнате 315.
Отвлечение. Когда мне было шестнадцать лет, однажды ночью я встала и пошла на кухню с листочком в руке. Требовалось написать на нём что-то, а то меня трясло. И сработало: дрожь эта – прошла. Я уснула.
Мне тело как будто говорило: «Человек, ты себя не понимаешь. Пойми через выписывание».
Кажется, я была поэтом, который поздно начал ахаха.
И завелась привычка – после учёбы два раза в неделю ходить в читалку и там развлекаться писательством. Дома надо было экономить электроэнергию, дома не попишешь.
Потом в ШЮЖ познакомилась с «лауреатами», как я их называла. Я не очень добрая, знаю. С людьми, которые учились на филфаке. Как, говорю им, вам учится, интересно? Интересно, отвечают. Много задают, спрашиваю их. Молчат. А ты уже где-нибудь печатаешься? Молчат.
Филфак не любит много вопросов, хех. Ладно.
Так вот, Ленивкина.
Елена Сергеевна Ленивкина – хорошенькая брюнетка в узких джинсах. По утрам она завтракает колбасой с хлебом и чаем. Кофе не любит. Иногда по пятницам они с Оксаной в кабинете выпивают бутылку мартини, и поэтому от них бывает тяжёлый мусор.
Сегодня у лифта Елена посмотрела на мою обувь грустным глазами. Опять грустными.
Мне почему-то смешно сейчас.
Иду в комнату «101» к Ивану Константиновичу. Специально буду с улыбкой открывать дверь.
(Это немного психическое, наверное. Стыдно, что я сдаюсь).
И свой ответ Ивану Константиновичу я начинаю так:
– Какой светлый тут у вас коридор!
И широко развожу рукой. (Это тоже нервное, так начинать разговор).
Мне кажется, такие выступления нужно полностью отдать моей смешанной крови, которая никогда не позволит сказать ни один тост нормально.
Иван Константинович смотрит внимательно и по-доброму.
Я отдаю ему листы и говорю:
– Сама проект сделать не смогу. Расчёты и таблицы – это для меня всё равно, что снова пять лет отучиться и написать диплом. Я давно окончила университет. И я вообще-то хотела сюда лаборантом. В общем, я не смогу.
Мне кажется, я сама как-то бессознательно выбрала для себя этот путь, какой-то безысходности. Постоянной неумолкающей безысходности. Так было сложно ему всё объяснять, высокому молчащему учёному человеку.
Говорю дальше:
– Я хочу заниматься тем, в чём сильна. Лабораторки – по методичкам – смогу. Документацию – точно не смогу.
Ох и внимательно слушает меня Иван Константинович. Прямо не сводит глаз.
Мы в этом коридоре скоро, я чувствую, разойдёмся. Меня, я чувствую, ищет Марина. Ходит там одна по этажу. Мне и самой уже хочется её увидеть.
Заканчивать собеседование, что странно, он не собирается.
Вдруг серьёзно и немного вскинув голову, говорит:
– В экологах всегда есть необходимость. Подумать, может быть?
И вот теперь я уже совсем не понимаю, чего от меня хотят.
А я хочу, оказывается, знать, что я могу сделать для людей, в чём я могу быть вообще полезной.
Вот Марине я полезна тем, что я её слушаю. На этаже все отмахиваются от её историй. А мне она нравится. Нравится смотреть её грандиозную библиотеку, на платный труд французам, разные подарки от студентов и на автомобили смотреть. Всё это стоя рядом у окна или у стола, или у шкафа. 315-я вообще самая красивая комната в институте. Кабинет Марины Виссарионовны.
