Бин Гоин шел по сумрачному коридору грязного подземелья, уверенно шагая за подпившим тюремщиком. Его внешность никак не вязалась с окружающей действительностью. Дорогой шелковый кафтан, аккуратно зачесанные назад волосы, гордая осанка. Что он забыл в самой зловонной клоаке дворцового лабиринта, где обитают лишь страдания и смерть?
Проводник припадал на левую ногу, видимо от застарелой травмы, и пошатывался от уже принятого крепкого хмельного напитка, но тем не менее уверенно находил нужный поворот. Тяжелая связка громоздких старых ключей, привязанная к поясу, мерно позвякивала, отдавая от стен гулким эхом. Этот звук бил по и без того натянутым нервам. Еще одна пошарпанная лестница, очередной перекресток, и впереди обнаружился длинный зал с рядом тяжелых дверей по обеим сторонам.
– Достопощтенный господин Гоин, не гоже щеловеку с вашим положением посещать прештупников. Ешли об этом долошат Императору, и ваша голова мошет слететь. – прошепелявил охранник, сидевший за пошарпанным столом в центре зала, явно набивая себе цену.
Бин молча вынул из-за пазухи маленький кожаный мешочек, который содержал заранее обговоренную сумму.
Беззубый примерил на ладони вес содержимого, достал одну монету и прикусил, проверяя подлинность. Видимо, оставшись довольным полученной за неудобства компенсацией, он молча удалился, оставив господина и тюремщика наедине. Хромой кивнул головой, призывая последовать за ним дальше, и пошаркал к дальней двери.
Неприятно щелкнул замок.
– Теперь я вас не на долго покину. Времени мало, так что говорите по существу. И без глупостей, за попытку освободить предателя Короны даже вас быстро пустят в расход. – тихо просипел тюремщик, оставляя Гоина у двери.
Предприятие было действительно опасным, хотя и не несло в себе явных следов преступления. Бин просто пришел попрощаться со старым другом, внезапный арест которого, да еще по обвинению в государственной измене, не позволял видеться уже как с месяц. Все это время Гоин пытался повлиять на ситуацию, но даже будучи особо приближенным к императору, так и не сумел доказать невиновность Рона. И вот теперь, когда уже была назначена дата казни, наконец подвернулась лазейка для личной встречи. Только какой был в ней смысл? Только, чтобы оказать последнюю милость. Еще раз проверив, на месте ли мензурка с ядом, Гоин потянул за железное кольцо. Руки дрожали. Дверь послушно поддалась.
«Петли не скрипят. Значит камера часто используется.» – неприятно кольнуло где-то в груди.
Из камеры неприятно пахнуло тошнотворным кисло-сладким запахом мочи и экскрементов вперемежку с чем-то еще, напоминающим о испорченном ужине. Пересилив первый рвотный призыв, Бин сделал шаг в темноту камеры, и тут же обо что-то споткнулся. Взгляд опустился вниз. И тут даже его крепкие нервы не выдержали. На полу лежало уже начавшее гнить тело молодой женщины, в котором он с трудом узнал Лизи, жену Рона. Тело было прикрыто лохмотьями, через которые без труда можно было увидеть многочисленные следы пыток и побоев.
Голова закружилась, Гоин сделал шаг назад, опираясь рукой о стену и стараясь перевести дыхание. В этот момент в дальнем углу что-то зашуршало.
– Бин… Бин – это ты? – тихо надтреснутым голосом просипела тень в дальнем углу камеры. С трудом сфокусировав взгляд, Гоин неуверенно двинулся в направлении звука.
– Да Рон, это я. Я пришел, не мог не прийти. Прости, что уже слишком поздно. Но я ничего не смог сделать. – голос Гоина предательски дрожал, а собственные слова показались фальшивыми. Сожаление жгло сердце, впиваясь в него каленым железом. Горло сдавило от отчаяния и бессилия, когда глаза привыкли к полутьме, и он смог разглядеть друга. Рон лежал в неестественной позе на грязной гнилой соломе, что служила здесь постелью, раскинув в стороны руки. Тело его больше напоминало обтянутый кожей скелет, и было сплошь покрыто синяками и кровоподтеками. Глубокие не заживающие раны зияли язвами и пузырились, источая гной. В спутанных полосах копошились вши, явно довольные своим пиршеством. Одним словом – живой труп. И только глаза оставались живыми. В них горела надежда на грани с отчаянием. Сухие потрескавшиеся губы шевелились, пытаясь выдавить слова из пересохшего горла.
Гоин достал бутыль с водой, присел у тела и начал поить Рона, аккуратно придерживая его голову. Но тот не смог сделать и пары глотков из-за приступа кашля.
– Нет, не нужно. Уже поздно, я обречен. – произнес заключенный, когда снова смог нормально дышать. Тощая рука, больше напоминавшая клешню, обхватила запястье Бина. –Умоляю, спаси мою дочь! Пожалуйста… – сорвался на рыдания Рон.
Теперь все стало на свои места. Сфабрикованное дело об измене дало повод для ареста Рона Эдвардса, что много лет служил в совете верой и правдой, и последние два года занимал должность младшего министра. В прошлом боевой маг, он отличился в последних сражениях с соседней Империей. Его советы принесли блестящую победу, и это очень не понравилось старшему советнику Императора. Тот почувствовал явную угрозу своему положению, и уже не раз в прошлом стирал со своего пути более достойных этого места мужей.
Отсутствие доказательств при таком серьезном обвинении – не повод отменять арест. А когда даже под пытками Рон не сознался в предательстве, в ход пошло самое страшное оружие. Сначала в расход пошла его любимая супруга. Но, видимо, и тогда, сердце солдата, закаленное в боях, не поддалось. Но когда палачи протянули руки к его кровному ребенку… Тут арестованный был готов подписаться под любыми обвинениями.
– Обещай, что спасешь ее! – из глаз друга текли слезы. – Поклянись!
Бин опустил глаза. Он не знал, где сейчас искать ребенка, и что он может сделать. Обычно детей предателей пускали с молотка на рынке рабов. Но дочь самого Эдвардса слишком лакомый кусочек, чтобы продавать ее на рынке. Пусть ей еще совсем мало лет, но в их империи осталось не так много магов по крови. А значит каждый богатый дом будет готов раскошелиться за такую рабыню.
Мысли хаотично скакали в голове. «Где же? Где искать? Может быть на закрытом аукционе? Нет, слухи бы уже просочились. В королевской темнице? Тоже нет то.»
За дверью послышались тихие шаги, а значит время свидания стремительно стремилось к нулю.
– Ван Дорн, это все Ван Дорн подстроил. – прохрипел Рон, цепляясь дрожащими пальцами за одежду друга. – Он так и не простил меня за Лизи, за то, что она выбрала меня, а не его. И теперь хочет сделать мою дочь игрушкой для своих грязных потех. Не допусти этого, прошу. Спаси ее, спаси мое дитя!
Теперь Бину стало ясно, где искать девочку. Он взял друга за тонкое запястье, аккуратно вложил в его ладонь заветный пузырек, и глядя прямо в глаза произнес.
