1822
– До чего же приятно снова встретиться с вами, мистер Фолкерк!
При виде мистера Фолкерка женщина поднялась из кресла и сделала несколько шагов навстречу ему, приглашающе вытянув вперед руки. Лицо ее озарилось улыбкой приязни и добросердечной радости.
– И давненько мы уже не виделись, миссис Бэрроуфилд. Дайте-ка вспомнить… – Мистер Фолкерк издал легкий смешок и потер переносицу, при этом из его рукава выглянул безупречно белый манжет рубашки с дорогой изящной запонкой. – Лет пять… – он еще раз потер переносицу и улыбнулся, – нет, шесть! Никакого сомнения. Шесть лет!
– Семь, если уж на то пошло, – шутливо-снисходительно отозвалась негромким смехом миссис Бэрроуфилд на математические штудии гостя, с трудом преодолевающие препоны минувших лет. – Но я – и это всем известно – не забываю давних друзей. А вас я, поверьте, всегда считала своим другом. Да-да.
– Весьма польщен, миссис Бэрроуфилд…
И шотландец – а мистер Фолкерк был шотландских кровей – отвесил любезный поклон полной, одетой без особого тщания женщине, после чего легонько откашлялся, как если бы собирался перейти к некому важному и неотложному делу, которое привело его в этот час в этот дом.
– Вам, должно быть, не терпится узнать, зачем я пожаловал…
– Само собой, – хохотнула миссис Бэрроуфилд громче и потеребила пальцами пуговку у основания шеи, спрятанную под кружевным воротничком. Воротничок был немного помят, словно его надели наспех, быстро вынув для приема высокого визитера из бельевого ящика. Сизоватого цвета и тоже кружевная, как и воротничок, мантилька в тон ткани платья – блекло-синей – сидела на ее полных плечах чуть неровно, один край несколько перевешивал, но она этого не замечала, поглощенная событием встречи. – Думается мне, не ради моих прекрасных глаз вы пожаловали сюда… – Она прищурила глаза, в которых заплясали веселые огоньки, и сделала особенный жест рукой, подняв вверх указательный палец. – И все ж таки это стоит отметить!
Она тяжело поднялась из кресла, куда успела снова усесться, пока шла их непродолжительная приветственная беседа, и сделала несколько шагов к посудному шкафу.
Достав оттуда бутылку портвейна и пару стаканов, она поставила все на круглый поднос и понесла к столу, на который гость поглядывал с некоторым опасением – уж очень тот казался ему неустойчивым.
Стены комнаты, в которой они сидели, отчаянно нуждались в обновлении их покрытия, да и с мебелью тут было неважно – круглый стол с закругленными ножками, накрытый несвежей вязаной скатертью со свисающими до полу кистями, пара кресел с тут и там потертой обивкой в полоску, старенький секретер с тусклыми латунными ручками и ящичными замочками, давно не чищенными и потому не придающими обстановке того праздничного вида, какой она обычно приобретает, если латунные части мебели, равно как и дверные ручки, заботливой рукой натерты до блеска. Единственным украшением комнаты служили недорогие простенькие безделушки – из тех, что собирают и берегут женщины преклонных лет как память или напоминание о былом, – а огонь, ярко пылавший в скромном камине, придавал всему оттенок уюта, несмотря на то, что стихия огня опасна и чревата немалыми бедствиями, если оставить его без контроля. Но огонь домашнего очага был всегда людям другом, спасителем от голода и ненастья – эти мысли невольно пронеслись в голове мистера Фолкерка, пока он скользил взглядом по окружающей его обстановке, а миссис Бэрроуфилд совершала немудреные приготовления, дабы приветить его на своей территории.
– Не побудете ли за хозяина, мистер Фолкерк? – призывно вопросила миссис Бэрроуфилд с легким оттенком кокетства и снова прищурилась, пряча в глазах лукавые огоньки.
Мистер Фолкерк с некоторым сомнением взглянул на бутылку, после чего налил хозяйке целый стакан, а себе – не больше четверти.
– Совсем вы себя обделили! – тоном упрека заметила миссис Бэрроуфилд.
– В моем положении, – мистер Фолкерк сделал небольшую паузу, – важно сохранять ясную голову, – договорил он с серьезным лицом, взял в руки стакан, со значением взглянув при этом на собеседницу.
– Тоже верно, – согласно кивнула миссис Бэрроуфилд, взяла свой стакан, отпила глоток, поставила стакан на стол перед собой и тоном, как можно более салонным и непринужденным, осведомилась: – Как поживает его светлость?
– Я тут как раз по поручению его светлости, – с готовностью откликнулся мистер Фолкерк после секундной заминки.
– Вот как? – миссис Бэрроуфилд не скрывала немалого удивления. Она откинулась на спинку кресла и приняла позу сосредоточенного внимания. – Стало быть, по поручению его светлости… – Она переплела пальцы рук и снова их расцепила. – А я-то надеялась, вас привела сюда щедрость герцогини.
Было отчетливо видно, что последнее замечание озадачило мистера Фолкерка, и миссис Берроуфилд поспешила пояснить:
– Наверняка вы помните, что мать его светлости, герцогиня Анна, проявляла большое участие к нашим сиротам. На Рождество мы получали от нее индеек. И вообще, редко какой год проходил без того, чтобы она не снабжала меня деньгами на нужды приюта. Но с ее смертью все прекратилось.
– Должен признать, эти пожертвования в пользу приюта прошли мимо моего внимания… – Мистер Фолкерк вежливо склонил голову чуть вбок и вперед, выражая этим сочувствие в связи с тем, что он услышал.
– Я так и думала, – величественно кивнула миссис Бэрроуфилд, снова с ноткой упрека. – Однако же я надеялась, что новая герцогиня продолжит эту достойную всяческого поощрения традицию.
