Знать бы мне заранее, во что я впрягаюсь… Знать бы, что родная корпорация – не больше, чем прыщ на заднице слона. Хотя нет, скорее колпак на голове палача, и лучше бы я не вглядывался в прорези для глаз. Знать бы, что наказание за очередной серый схематоз – не тюрьма и не смерть, а что-то гораздо хуже. Знать бы… Судьба трогательно-милосердна. Она ведёт человека на казнь с завязанными глазами, чтобы он смело шёл вперёд. Чтобы не сбежал раньше времени.
Чёрные лабиринты, зеркальные стены, плотные драпировки. В этом кабаке мы с шефом отмечаем успешно завершённые сделки, но сейчас-то что? С этой мыслью я зашёл в кабинет, стилизованный под обшарпанную операционную. Очень дорого обшарпанную.
– Что празднуем? – спросил я с порога.
– Твоё повышение, брат. Садись. – Он похлопал рукой по кожаному дивану рядом с собой.
Я опустился в кожаное кресло напротив.
– Уйти решил?
– Наоборот. – Мой шеф защелкал пальцами в воздухе.
В нашу кабинку, зашитую больничной плиткой, с алюминиевыми трубами под потолком забежал официант. На синей футболке белые буквы «Филипп накормит».
– Филенька, сахарный мой мальчик, – сказал Саттаров, приторно улыбаясь, – принеси нам Джеймисон. Пол-литра… – Он бросил оценивающий взгляд на меня, я не отреагировал. – Давай литр. Льда побольше. Лимончик порежь, без сахара. И шашлыка, большой сет. Напитки сразу, остальное потом. Будешь что-нибудь ещё? – Я отрицательно мотнул головой. – Пока всё. Давай, Филенька, дуй, трубы горят.
Официант исчез, я приготовился слушать.
Саттаров ласково мне улыбнулся, сомкнул кончики толстых пальцев. Он похож на туго надутый воздушный шарик, круглый, но упругий. А сейчас он скорее жаба. Довольная, пригревшаяся на солнце жаба. Сидит, слившись с листом кувшинки, сверкает хитрыми глазками: когда же мимо мотылёк пролетит. Одно неуловимое движение языка, и жертва переваривается в желудке.
Так-то он меня любит. Не знаю уж за что. Выделяет, продвигает, в самые сладкие командировки посылает. Кое-какие схематозы серые тоже мимо меня не проходят. Из-за него я в шоколаде. Мои завистливые коллеги влажно фантазируют о том, как, чем и в какой позе я свои ништяки отрабатываю. Сами б с радостью подставили что угодно, чтоб оказаться на моём месте. А всё не так, хоть мне и по фиг.
Я Саттарова не выношу. На физиологическом уровне. Знаю, чем ему обязан, но когда он рядом, просто кислород выгорает и трудно дышать. Ничего не могу с собой поделать.
¶
В первый день, когда я пришёл устраиваться на работу, и кадровик уныло задавал тухлые вопросы про миссию, ценности, и «каким себя вижу», и «про что для меня это», вошёл невысокий человечек, липкий комок рахат-лукума и восточного радушия. Лёгким шевелением пальцев заставил кадровика раствориться в воздухе и сел на его место. Из-за стола не видно, но почему-то мне казалось, что сидит он, по-турецки поджав ноги, как могут часами сидеть люди на Востоке без всякой усталости.
– Ты нам подходишь. – Его конфетным голосом можно было успокоить ревущий детский садик. – У меня только один вопрос: ты любишь деньги?
Я вытаращился на него. Разве такие вопросы задают потенциальному сотруднику? На круглом лице восточного человека сверкали хитро прищуренные глазки. Он читал меня, добродушно посмеиваясь над моим замешательством. Я разозлился.
– Конечно, люблю. Врёт тот, кто говорит, что не любит.
Мой собеседник довольно кивнул: правильный ответ.
– И мы любим. Значит, сработаемся.
Он сидит улыбаясь, покачивая головой, разглядывает башни Москва-Сити сквозь моё правое ухо. Он молчит – я молчу, а к горлу подкатывает паника. Я не умею дышать сахарной ватой, которой он заполняет окружающее пространство. Рука сама тянется ослабить галстук, а он улыбается ещё шире:
– Вот нервничать не надо. Дело любит спокойных и уверенных.
Я понял, что просто не смогу. Открыл рот, чтобы попрощаться, сказать, что передумал, что не подхожу к этой должности… И закрыл, обалдевший.
– Эта должность Вам не подходит. – Он пальцем отодвинул моё резюме. – Для Вас есть другая вакансия. Заместитель директора производственного департамента «АлияХим-Фарма».
Он ловким движением отправил ко мне через стол визитку. Я взял прямоугольник тиснёного картона с золотым обрезом и надписью «Агварес Аскарович Саттаров, директор производственного департамента». Посмотрел на него с сомнением. Он ободрительно кивнул. Я перевернул. На обороте чернилами стояла сумма, в два раза превышавшая ту, о которой я мечтал.
– В месяц, – сказал он. – Плюс собственный кабинет, договороспособная секретарша с длинными ногами, служебная машина представительского класса, премии, надбавки, проценты от некоторых операций и корпоративный таймшер на отпуск за счёт компании.
Всему есть цена. Моему удушью и физическому отвращению тоже. Я согласился. Жалел? Нет, наверное. Но эти деньги лёгкими не были, хоть от меня требовалось совсем не то, о чём сплетничали завистники.
¶
С этим чёртом пить невозможно трудно. Его ничто не берёт. Вискарь он хлещет, как воду, и не пьянеет, но и видимого удовольствия не получает. Зачем ему это, совсем непонятно, – какой-то пустой, но необходимый ритуал. Филонить у меня никак не выходит, надо пить наравне и не терять трезвость мышления. А пить приходится часто.
После каждой удачной сделки он вытаскивает меня в этот ресторан. Его кабинка, похожая на операционную из фильма ужасов, для него всегда свободна. И каждый раз одно и то же: хлопает рядом с собой по коже дивана, я сажусь напротив и собираю все свои силы и выдержку, чтобы пережить этот праздник. Мне помогает мантра «Я зарабатываю деньги». Я повторяю её весь вечер, пока наши водители не развезут нас по домам.
– Насчёт того, что я говорил. – Он потянулся ко мне стаканом, я тронул его своим. – У меня есть информация, из достоверных источников, что Звейниекс отходит от дел. Вопрос решают завтра на уровне правления, но это чистая формальность. Решение уже принято. Я буду новым СЕО 1«Фармы». А тебя я вижу в моём кресле. Временно… – Он выдержал паузу.
– Почему временно? – подыграл ему я.
– С производством у нас и так всё хорошо. Мне нужно вычистить от чистоплюев наши исследовательские центры. Ты мой человек?
– Можешь не сомневаться, – кивнул я, – но задача сложная. Сам знаешь, каждый чих наших лабораторий рассматривают под лупой.
– Знаю, но нам придётся пойти на оправданный риск, чтобы сдвинуть с мёртвой точки забуксовавшие исследования. В общем, начинай принюхиваться. У нас хорошо платят тем, кто умеет работать с правилами, а не по правилам.
Я отхлебнул виски. Тут не поспоришь, только тем и занимаюсь последний год. Да, всего год, и я директор департамента. Стремительная карьера. Сплетники языки сотрут. Против воли губы растянулись в недоброй улыбке. Саттарову понравилось, он радостно воскликнул:
