Инспектор полиции Ким Стоун знала, что ее левая нога сломана.
Подтягиваясь на руках, она ползла по тропинке. Гравий врезался ей в ладони, а его мелкие осколки забивались под ногти.
Стоун вскрикнула, когда колено неудачно повернулось и боль прошила ее насквозь.
Эта боль все время усиливалась, и на лбу Ким выступили капельки пота.
Наконец она увидела свет в здании, как раз в тот момент, когда из двери вышли три знакомые фигуры.
Все трое направились к колокольне.
– Не-е-е-ет!.. – крикнула она во всю силу своих легких.
Никто не обернулся.
«Не надо туда идти!» – мысленно взмолилась Стоун, пытаясь двигаться в их сторону.
– Остановитесь! – закричала она, увидев, как фигуры скрылись в основании башни.
Когда те исчезли из виду, Ким попыталась подавить охватившую ее панику.
– Проклятье! – в отчаянии воскликнула она, видя, что опоздала.
Собралась с силами и попыталась встать, двигая сломанной ногой так, будто ее вообще не существовало. Но не успела она сделать и пары шагов, как боль накатила, словно приливная волна, и вновь бросила Ким на землю. У нее закружилась голова, и она чуть не захлебнулась подступившей к горлу рвотой.
Вновь закричала, но фигур уже не было видно – они теперь находились в самом чреве башни, за толстыми кирпичными стенами и в этот самый момент взбирались по каменным ступеням на самый верх.
– Кто-нибудь! Помогите! – крикнула Ким, но ее никто не слышал. До школы было добрых восемьдесят метров, и она никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной.
Взглянула на часы и поняла, что уже без трех минут восемь.
Сейчас часы на башне начнут отбивать время.
Страх, возникший где-то глубоко в животе, разрастался, как облако, пока не заполнил все ее тело.
Она попыталась сделать еще один болезненный шаг, подтягивая неподвижную ногу за собой.
Верхушку башни осветил луч фонаря.
«Черт побери, они уже наверху!»
– Стойте! – вновь закричала Ким в надежде, что один из них услышит ее, хотя и знала, что ее голос слишком слаб.
Луч света беспорядочно двигался по балкону, расположенному на высоте девяноста метров.
Среди трех знакомых фигур женщина заметила четвертую.
Стрелка на ее часах коснулась цифры «двенадцать». Колокол не зазвонил.
«Боже, дай им благополучно спуститься!»
Ее молитва была прервана громким криком.
Две человеческие фигуры висели на веревке, шедшей к колоколу, и раскачивались вперед-назад, то появляясь в луче фонаря, освещавшего небольшой балкон, то вновь исчезая.
Ким напряглась, пытаясь распознать силуэты, но было слишком далеко.
Она постаралась восстановить дыхание, чтобы крикнуть еще раз, хоть и понимала, что теперь им не помогут никакие предупреждения.
Сбывались ее худшие опасения.
– Пожалуйста! Ну пожалуйста… – прошептала инспектор, увидев, как веревка качнулась еще раз.
Одну из фигур стащили с веревки, вторая продолжала раскачиваться.
– Нет! – крикнула Ким, пытаясь продвинуться вперед.
От страха она превратилась в кусок льда.
Казалось, что на несколько минут время замерло. Во рту у нее все пересохло, и теперь Ким не могла ни кричать, ни говорить.
Она почувствовала, как боль сжала ее сердце, когда оставшаяся висеть фигура исчезла из виду вместе с веревкой.
Неожиданно ее уши заполнил леденящий кровь крик, полный муки.
Но вокруг никого не было.
Кричала сама Ким.
За шесть дней до описываемых событий
Сэди Винтерс нырнула за угол входа на кухню, бросила свой рюкзак на землю и достала из кармана единственную сигарету. Когда-то этот вход предназначался для слуг, и она обнаружила его пару месяцев назад. На западную сторону пищеблока не выходили окна ни одного из классов.
«Минуточку», – подумала Сэди, пытаясь выпрямить согнувшуюся в кармане сигарету. Ей надо было всего несколько мгновений, прежде чем двинуться на следующий урок, извиняясь за опоздание. Просто чтобы отдохнуть от хаоса мыслей в голове.
Она заслонила зажигалку от мартовского ветра и поклялась себе, что это будет ее последняя сигарета. Сэди слышала в очереди в столовой, как одна из старших девочек говорила, что не может выдержать урок по математике, не выкурив перед ним сигарету. Сказала, что это ее расслабляет. Поэтому несколько дней назад Винтерс вытащила сигарету у нее из портфеля и теперь решила попробовать сама. Она знала, что в действительности курение ее не расслабит. И что окись углерода, который она вдыхает, просто уменьшает количество крови, поступающей к ее мышцам. Но на какое-то время она ощутила облегчение.
Сэди сильно затянулась сигаретой, позволив дыму полностью заполнить ее легкие тринадцатилетнего ребенка, и вспомнила, как попробовала закурить в первый раз, и тот приступ кашля, который охватил ее тогда. В ее представлении, дым клубился у нее в легких, как туман в чистом сосуде. Она не хотела привыкать к куреву. Не хотела становиться зависимой от сигарет или от чего-то еще, но в последнее время таблетки перестали действовать. Вначале Сэди ощущала онемение, ее чувствительность понижалась и деструктивные мысли исчезали. Приступы гнева смягчались, будто их закутывали в упаковочную пленку с пузырями. Они не исчезали полностью, но становились менее разрушительными. Однако теперь этот эффект исчез. Острые края пронизывали мглу, и темнота была хуже, чем когда-либо.
А теперь ее еще заставляют сидеть перед чертовым психологом и обсуждать с ним ее «проблемы», и все потому, что предки решили, что это пойдет ей на пользу… Они хотели быть уверенными, что она не вывалит внезапно свои проблемы на кого-то вне семейного круга. Сэди послушала мягкий, внушающий уверенность голос, который уверял ее в том, что все сказанное останется между ними. И его повторяющуюся установку на то, что она может рассказать ему абсолютно все. Как будто она такая дура. Особенно после того, как она увидела, что он достал чистый лист бумаги, и поняла, что доверять нельзя никому…
«Черт бы их всех побрал», – подумала девочка, бросив окурок на землю. Она не позволит им сотворить с собой такое. Слишком долго ей приходилось сдерживаться.
Сэди догадывалась, что не должна знать о том, что произошло. Она вообще ни о чем не должна знать. Они думали, что хорошо все спрятали, но это было не так. И вот еще одна миля добавилась к тому расстоянию, которое отделяло ее от остальных членов семьи. Нечто, что знали все, кроме нее. Еще один пункт в длинном списке доказательств того, что она для них чужая.
