Редактор Виктор Шендрик
Иллюстратор Агата Егошина
Иллюстратор Дарья Левчук
Дизайнер обложки Алексей Ситников
© Анна Владиславовна Михалевская, 2019
© Агата Егошина, иллюстрации, 2019
© Дарья Левчук, иллюстрации, 2019
© Алексей Ситников, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-4490-5929-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Учиться летать? Нет, учиться жить. Евгений Голубовский
Говорят, что краткость – сестра таланта.
Всегда хотел выяснить: а кто брат таланта?
Но об этом после. А пока – о краткости. И о таланте.
Смысл предисловия именно в том, чтобы представить автора.
И я представляю талантливого прозаика Анну Михалевскую.
В этом году в альманахе «Дерибасовская-Ришельевская» вышел её нежный, трогательный рассказ «Тодосий», а в книге «Пока Бог улыбается» маленький психологический шедевр (не побоюсь этого слова) «История Луизы». Оба рассказа вошли в книгу, которую вы держите в руках.
Я начал с краткости. Как не вспомнить гоголевское – редкая птица долетит до середины Днепра! И подумать – редкий читатель дочитывает до середины предисловие.
Я обычно открываю книгу на случайной странице. Читаю. Если заинтересует, смотрю предисловие. Кто автор книги? Что его волнует?
Так кто автор?
Психолог. По образованию. По складу ума – писатель. Со сложившимся кругом тем, проблем, ощущений.
Я бы сказал, что Анна Михалевская исследует не тело, а душу своих героев, а значит, нас с вами.
Никаких «одессизмов», но одновременно это очень одесская проза.
Как я это объясняю сам себе?
Книга называется «Междверье». Помните, Пётр Первый прорубил для России окно в Европу, а Екатерина Вторая, основав Одессу, открыла дверь в Средиземноморье – и смешались здесь итальянцы и греки, французы и поляки, евреи и русские, языки и темпераменты, характеры и религии. Гремучая смесь, рождавшая гениев и злодеев.
Дверь открыта. Просто ли в неё войти? Просто ли преодолеть междверье? Анна Михалевская знает, как много в каждом из нас комплексов. И она убеждена, лечить человека, лечить общество можно любовью. Нужно любовью.
Очень реалистическая проза. И одновременно всё зыбко – между нашим реальным опытом и происходящим в этих историях. Проще всего, отмахнувшись, сказать – мистика. Но если верить в Бога, в существование души, то, признаемся, что мы верим в чудо. То, что абсурдно для одного, для другого – естественно.
Когда-то Гегель сформулировал как закон: всё действительное – разумно; всё разумное – действительно. Но если это и так, то легко построить антитезу: всё действительное – абсурдно; всё абсурдное – действительно.
Вот между этими утверждениями и прячется «междверье».
Мы можем понять, как выйти из него, прочитав эту талантливую книгу. Как начать дышать воздухом Средиземноморья.
Если писательство – учительство, воспитание души, то автор, о ком бы ни писал, делится своим опытом.
Анна Михалевская учит не только летать во сне и наяву, она учит жить.
Пожалуй, всё. Хоть мог бы писать ещё и ещё. Но я поставил самому себе задачу – быть кратким.
Да, и о брате таланта. Думаю, это – УСПЕХ.
Анна Михалевская в своих новеллах достигла краткости. Пожелаем ей, чтобы к книге «Междверье» пришёл заслуженный успех.
Дверь позади захлопнулась, а впереди ещё не открылась? Поздравляю, ты в Междверье! Казалось бы, с чем поздравлять, куда лучше сидеть в старом кресле и вести разговоры на проверенные темы с людьми, от которых не ждёшь разочарований. А в коридорах неуютно, там гуляют ледяные сквозняки и давно забытые страхи. Но именно в этих мрачных тоннелях тебя ждёт Мечта, слишком слабая, чтобы добраться до двери самостоятельно, она выйдет только с тобой. И ты – слишком уверенный в своей правоте, чтобы увидеть свет – найдёшь дверь только с её помощью.
В этой книге двадцать две истории или, другими словами, двадцать две дороги от одной двери к другой, – есть покороче, есть подлиннее, – выбирай любую!
Существует несколько способов ходить между дверьми: напрямик – от истории к истории, читая их друг за другом, как указано в содержании; или в обход – следуя интуиции, выбирая свой порядок, ведь только ты знаешь, каким должен быть следующий шаг.
Перед тем как ступить за порог моего нового Междверья, хочу поблагодарить всех, кто был рядом, кто делил мои радости и беды, помогая пройти прежние дороги. Именно поэтому теперь я могу рассказать о них другим.
Вы на чердаке вдвоём – ты и полосатый чемодан. Тебе семь лет, ему – все сто. Никто уже не вспомнит, откуда он взялся. Ты трёшь грязными кулаками глаза, знаешь, что мальчишки не плачут, но обида сильнее этого знания. На полу валяются разбитые очки, ты их больше не наденешь и потому швыряешь в открытую пасть чемодана. Крышка захлопывается, а в голове эхом звучат выкрики дворовых хулиганов: «Очкарик! Трус!» На щеках горят затрещины, ноет синяк на плече.
Новые очки носить отказываешься. В дневнике плохие отметки, отец сердит, мать расстроена. Но ты усвоил: очки – это слабость, а слабость показывать нельзя. В тёмной подворотне тебя припирают к стенке. Глаза щиплет, но не от слёз – от злости. Надоело убегать, надоело бояться, ты хочешь драки. Худой мальчишка, на голову ниже обидчиков, ты выходишь победителем. Через месяц участковый врач напишет в истории болезни: зрение в норме – и ты забудешь про очки…
Снова придёшь повидаться с чемоданом в четырнадцать. На чердаке хорошо прятаться от родителей и от себя. Первое чувство захлёстывает, это непривычно и страшно. Жизнь не имеет оттенков: она то прекрасна, то ужасна. Чёрно-белая – как полосы на чемодане. Ты комкаешь записку от Марины. Она не пришла на свидание, и ты не знаешь, что делать, – ты же заранее решил, что женишься на ней, у вас будет трое детей и десять внуков. Жизнь летит под откос, ты бессилен, больно так, что невозможно дышать. Открываешь чемодан – он пуст, разбитые очки исчезли. Ты аккуратно кладёшь внутрь скомканную записку и закрываешь крышку. Сидишь на чердаке, пока не стемнеет. Боль утихает, и ты вдруг понимаешь, какой пустяк, в сущности, эта любовь. Смеёшься над собой и пьёшь прямо из бутылки креплёное красное.
Марина забывается быстро. Ты больше не влюбляешься, ты влюбляешь в себя. Поклонницы забрасывают валентинками – теперь тебе решать, кого выбирать…
Учёба даётся легко: престижный институт, практика заграницей. Ты сторонишься шумных компаний, но у тебя есть друг. Он понимает тебя, ты понимаешь его, и даже молчите вы об одном и том же. Но друг уезжает в чужой город, перестаёт писать, вокруг образуется пустота. Ты знаешь, что делать: часы, подаренные другом, соскальзывают в прожорливую пасть чемодана. Дружба ничего не значит, думаешь ты, её просто надо перерасти…
