Погода стояла чудесная. Даже слишком. Неподобающая случаю. Да и вообще, всё было как-то неправильно. Гроб – хлипкий, покойник – довольный, вдова – задумчивая.
Следователь Терёхин, по совместительству ближайший друг покойного, вслед за остальными взял горсть сухой земли и кинул в могилу. Замер, прислушиваясь к гулкому стуку земли о крышку гроба. Через минуту его бесцеремонно оттеснили в сторону – проводить покойного пришла тьма народу. Как же! Сам генеральный директор завода железобетонных конструкций упокоился!
Вернее, упокоили его, сердешного. Помогли, так сказать, встретиться с праотцами до срока. Фокин Юрий Михалыч, тридцати пяти лет от роду, был застрелен собственной секретаршей у себя в кабинете. Охрана даже дёрнуться не успела. Ну хоть повязали убийцу да пистолет отняли, не дали покончить с собой. Вот она, сермяжная правда.
Терёхин встал рядом с вдовой и взял её под руку. Женщина была на сносях. Вот-вот должен был родиться долгожданный наследник многомиллионного состояния. Десять лет супруги Фокины обивали пороги лучших клиник, как российских, так и зарубежных. Десять лет и шесть неудачных попыток ЭКО, пока, наконец, седьмая не сработала.
Терёхину вдруг вспомнился день, когда Юрий собрал их у себя в кабинете и достал из ящика первую бутылку дорогущего коньяка. Как, счастливые и пьяные в хлам, они скупили цветы во всех ближайших цветочных палатках и поехали в клинику поздравлять Марину. Вспомнил, как ввалились в приёмный покой и как ругалась на них санитарка у входа, а Юра в ответ на её ругань полез к ней с объятьями и пьяными поцелуями. То-то бабулька порадовалась на старости лет!
А теперь Марина с посеревшим осунувшимся лицом в чёрном балахонистом платье наблюдает, как два молодых крепких парня споро закапывают гроб с её Юрочкой.
– Возлагайте цветы, – тихо скомандовал один из парней. Люди начали вереницей подходить к свеженасыпанному могильному холму и класть венки и цветы. Парни тут же деловито поправляли ленточки на венках, а букеты гвоздик и роз выкладывали красивым веером.
Наконец, церемония возложения закончилась. Народ расселся по автобусам и автомобилям. Ещё предстояли поминки в самом дорогом ресторане города.
– Терёхин, – от тихого хриплого голоса Марины следователь вздрогнул. – Помоги подойти. Хочу с Юрочкой наедине попрощаться.
– Идём, конечно. – Терёхин одной рукой приобнял Марину за талию и почти пронёс её на себе к могиле друга.
На месте женщина отстранилась от Терёхина:
– Спасибо, Коленька. Оставь. Я одна хочу побыть.
Терёхин с тревогой заглянул в лицо Марине. Держится! Да она всегда сильная была. Кремень! Что бы ни случилось – ни слезинки, ни повышенного голоса, ни грубого высказывания. Всё сдержанно, разумно, с лёгкой уверенной улыбкой на красивом холёном лице. Все вопросы решаемы. Все желания исполнимы. Всё ей по плечу. Даже весть о смерти Юры встретила с каменным лицом – волноваться ей нельзя. Ребёночка поберечь надо. Юрочка ведь так его хочет!
Сделал несколько шагов назад и напряжённо замер, готовый в любую минуту прийти на помощь вдове друга.
Марина несколько мгновений молча стояла, а потом рухнула на могилу мужа. И завыла, запричитала так страшно, что у Терёхина волосы стали дыбом и перехватило дыхание. Но двинуться с места он не мог – словно невидимая сила удерживала его на месте, пока женщина изливала своё горе.
Наконец рыдания стихли.
– Терёхин, убей эту тварь. – Страшный глухой голос Марины нельзя было узнать. Женщина всё ещё обнимала могильный холм и щекой прижималась к венку. – Терёхин, слышишь! Убей её! Я знаю, ты можешь!
Следователь отмер, в два шага преодолел расстояние до могилы. Марина подняла голову и посмотрела на него затуманенным взглядом.
Лицо её было страшным.
Решительным.
– Убей её! Слышишь? Убей!
– Пойдём, Мариночка! – Терёхин поднял хрупкую, почти невесомую женщину. – Ты сама не понимаешь, что сейчас говоришь.
Марина вырвалась из рук следователя и топнула ногой. Огромный живот заколыхался под чёрным балахоном, перепачканным могильной землёй. Ладони сжимались и разжимались в кулаки в такт словам, ноздри раздувались. От бледности на лице не осталось и следа. Сейчас оно было багровым.
– Убей её! Я всё знаю про ваши грязные делишки! Я всё знаю про вашу шайку-лейку! Вы и не такое проворачивали! Убей её, или я сделаю это сама!
– Мариночка, успокойся! Не надо так! Ты ребёночку навредишь!
– Ааааа! – дико завыла женщина, – про ребёночка вспомнил! Мразь, мразь, мразь! Ты первый узнал, что мой Юрочка сношается с этой шлюхой, и ничего не сделал! И она убила его! Ааааа! Теперь ты обязан убить её! Вы думали, что я ничего не знаю? Знаю всё про вас! Ааааа! Юрочка, любимый мой, хороший мой! Аааа! Как же мне жить без тебя, родненький мой? Аааа!
Терёхин беспомощно огляделся по сторонам. Процессия автобусов и автомобилей уже выезжала из ворот кладбища. У часовни осталась только машина Марины, на которой он привез вдову на похороны. Слава богу, кажется, никто не видит и не слышит истеричные крики Марины.
Следователь решительно подхватил бьющуюся в истерике женщину и подтащил к машине. Щелкнул центральным замком и открыл с пульта багажник – там должна быть аптечка. Всё ещё держа беснующуюся и рыдающую Марину под грудью, выше беременного живота, выудил пластиковую коробочку с красным крестом. Швырнул её на землю – бесполезная! Ещё пошарил в багажнике и, наконец, достал пластиковую бутыль с питьевой водой. Отвинтил синюю крышку зубами и плеснул в лицо Марине водой. Женщина тут же молча обмякла в руках Терёхина.
– Всё?
– Да. – Марина утвердительно кивнула. И уже своим обычным голосом продолжила:
– Живот болит. Дай попить. Нехорошо мне что-то, Коленька. Жарко.
Терёхин ослабил захват. Теперь он лишь слегка поддерживал за поясницу качающуюся в изнеможении женщину, не давая ей упасть.
– Может, в машину сначала сядешь?
– Давай, – послушно кивнула Марина. Терёхин осторожно устроил её на заднем сиденье и дал бутыль с водой.
Женщина жадно приникла к горлышку. Потом налила себе немного воды на ладонь и смочила лицо.
– Ну как ты? – Терёхин с тревогой всматривался в лицо Марины, ища в нём признаки надвигающейся новой истерики.
– Нормально. Спину ломит. Прилечь хочется.
– А ты ложись! Машина большая. Давай пиджак подложу.
Терёхин быстро скинул пиджак, свернул и осторожно устроил на нём голову Марины.
– Спасибо! – Лицо женщины разгладилось.
– Поехали, что ли? – Он приготовился закрыть дверь машины.
– Терёхин!
– А?
– Погоди.
– Что такое?
– Коль, ты хорошо меня знаешь?
– Ну? А что? – Терёхин напрягся, всё ещё держась за ручку двери.
– Нет, Коленька, не знаешь ты меня. И никто не знает. Даже Юрочка не знал меня настоящую.
