Тук! Тук-тук, тук! Мозг разрывался от звуков грохота. Михалыч с трудом приоткрыл один глаз и сквозь веки разглядел, как толстый коричневый таракан ползёт по его подушке и грохочет своими маленькими лапками, словно слон на арене цирка.
– С-у-к-а, стой! – хриплым голосом сквозь зубы злобно прошипел Михалыч.
– Сам стой, сука! – нагло отозвался таракан и, показав средний палец на лапке, побежал дальше.
Михалыч закрыл глаза и попытался снова уснуть.
Тук! Тук-тук, тук! Снова раздался громкий грохот.
– Да я тебя сейчас! – взревел Михалыч, опять открыл один глаз и занёс кулак над подушкой…
Таракана на ней не было.
Тук! Тук-тук, тук!
Это стучали в дверь.
Михалыч ещё разок злобно ругнулся, протянул руку, взял часы со стула и повернул к себе циферблатом. На часах светилось 5.14 утра.
Тук! Тук-тук, тук! Стачать не переставали. Михалыч кому-то настойчиво понадобился. Продрав оба глаза с похмелюги, Михалыч с трудом принял вертикальное положение и сел на край дивана.
Тук! Тук-тук, тук!
– Да иду я уже, иду! Дятел ты долбаный! – раздался разъярённый вопль на всю комнату. Стуки в дверь прекратился то ли от страха, то ли стучавший добился своей цели.
Встав кое-как со старого ободранного дивана, Михалыч подтянул сползающие с тощей задницы семейки и, пошатываясь, шлёпая голыми ногами по полу, направился открывать дверь, ворчливо матерясь себе под нос. Минус один замок, второй, щеколда, а затем кусок трубы, подпирающий под самую ручку, упал на пол и покатился на середину комнаты.
Все телодвижения давались ему тяжело, голова ещё болела после вечернего возлияния. Михалыч вчера вечером нажрался на работе, как свинья, и ничего не помнил. Однако, как и в прежние годы, умудрился на автопилоте добраться до своего дома, запереть дверь и даже зачем-то забаррикадироваться. Потом кое-как передвигаясь на карачках, нашёл свой драный диван, забрался на него, словно на толстую мягкую бабу, и мгновенно уснул.
Дверь распахнулась. Мутные, ещё пьяные глаза рассматривали фигуру того самого «дятла», что припёрся спозаранку и сейчас стоял за дверью. Наконец он разглядел раннего гостя и понял, что это с работы.
– Петрушкин! Чтоб тебя черти отымели! Какого хрена ты припёрся? Разве не видишь, что я сплю? Добрые люди не ломятся по утрам в двери! – Михалыч икнул и отошёл в сторону, словно предлагая гостю войти. Гость пересёк порог, пошарил на стене рукой, наткнулся на выключатель и включил свет. Видимо, он бывал тут не в первый раз, если так хорошо ориентировался.
– У нас мокруха, Михалыч, – заявил человек, которого Михалыч назвал Петрушкина. Теперь при свете лампы можно было разглядеть на госте ментовскую форму с нашивками «Муниципальная магическая милиция» сокращённо МММ.
–– Сядь, не суетись. Мокруха, мокруха… – ворчал Михалыч. – Тут каждый день мокруха! Что мне теперь, вообще не спать? А? Я кого спрашиваю, Петрушкин?
Но Петрушкин так и не ответил.
По запаху, исходящему от Михалыча, Петрушкин сразу догадался, что тот бухой в зюзю, но без Михалыча не обойтись. Михалыч был начальником розыскного отдела параллельных миров Ленинской МММ.
Петрушкин смёл остатки какой-то застарелой еды со стула и приземлил на него свой зад.
– Михалыч, мне сказали тебя привезти, и я поехал. Я человек маленький и делаю, что говорят, – оправдался Петрушкин.
– Ладно, хрен с тобой! Иди сюда!
– А? – не понял Петрушкин.
– Да ты сиди, я не тебе! – осадил его Михалыч и снова произнёс: – Не ссы, иди сюда, не трону больше.
– Конечно, как же, не тронет он… – послышалось злобное бурчание из тёмного угла комнаты.
Михалыч повысил голос до командно-приказного.
– Сказал не трону – значит, не трону! Иди сюда и бутылку мою прихвати!
– А без неё нельзя? – съязвил голос.
– Сам знаешь, что нельзя. Иди сюда, падла такая! – начал злиться Михалыч, явно теряя терпение.
Послышалась возня и звук волочившейся по полу бутылки. Мрак в углу куда-то рассеялся, и из него на свет вышел бесёнок. Маленький такой бесёнок, сантиметров пятьдесят-семьдесят высотой, не выше. Рожки еле видны, зато хвост был шикарен. Тонкий, с помпоном на конце, ну прям не бесёнок, а звезда модных подиумов. Вот только под обоими глазами стояло по фингалу. Михалыч поморщился, поцокал языком и озабоченно поинтересовался, словно чувствовал свою вину:
– Это я тебя, да?
– Нет, это я сам себя для начала об дверь стукнул, два раза, странно, что в спину несколько раз нож не воткнул.
– Мнительный ты, хоть и тотемное существо. Протоколов в отделении меньше читать нужно.
– А я, знаешь ли, существо волшебное и люблю иногда почитать ментовскую фантастику перед сном…
Михалыч замахнулся, но, вспомнив своё обещание, опустил руку и повелел.
– Бутылку отдай!
– Нет! – попытался отказаться бесёнок обречённым голосом.
– Отдай, говорю! – повысил голос Михалыч.
Делать было нечего, и вариантов не осталось. Михалыча при запое лучше с этим делом не злить, иначе можно отгрести по полной.
– На, подавись! – Бесёнок поставил бутылку на пол, а сам резко отскочил, чтобы не словить случайного пинка, но Михалыч спокойно поднял недопитый пузырь водки и поставил на стол.
– Петрушкин, я пойду умоюсь, а ты разлей на двоих по соточке.
– Я же на работе! – попытался возразить Петрушкин, но Михалыч так зыркнул на него, что тому пришлось заткнуться и делать что велело начальство.
Бесёнок ехидно хихикнул под столом и начал дразниться.
– У Михалыча есть служанка, у Михалыча есть служанка!
Но лейтенант Петрушкин привык. Он уже не первый раз бывал в коммуналке своего шефа. Не первый и не последний раз, но чем дальше, тем хуже. Михалыч последние годы часто бухал по-чёрному. Что-то или кто-то тяготил его, не давал ему спокойно жить и бередил старые воспоминания. Бывало, Михалыч напьётся, залезет на козырёк отделения и давай орать матерные частушки. Пару раз забирали в психушку, но санитары выкидывали его оттуда со словами: «Дома будешь дурачка из себя корчить».
Неизвестно, что хотел Михалыч этим добиться, но всякий раз после такого выступления ему снижали магический уровень на одну единицу. Сейчас осталось сорок, а это означает, что если он потеряет остаток, то потеряет и работу в ментовке. Перейдёт работать куда-нибудь на кладбище мертвецов охранять, а те ох какие заводные! Как проснутся после полуночи, так и давай песни орать до утра, да загробную бормотуху пить, там и сопьётся Михалыч окончательно до смерти. Говорят, закидоны Михалыча – это последствия столкновения с тёмной магией. Правда – неправда, но именно после одного из его старых расследований всё и началось. Бухал тогда Михалыч беспробудно, но сейчас более-менее остепенился. Если бы не бесёнок по имени Максимка, то всё уже скатилось бы в тартарары.
