– Чтобы славное имя Микеланджело Буонаротти не обливали грязью после смерти, я сделал тебя, Асканио, моим биографом. Ты записываешь только те факты, которые я диктую, а их сложно или даже невозможно опровергнуть. Только эти факты оставят для следующих поколений правду о моей жизни. Истинную правду. Так я решил. Так и будет.
Мне много лет. Сделанного прежде не вернешь, да мне не в чем упрекнуть себя. Все эти годы я прилежно трудился, помогал и помогаю семье, знакомым и даже чужим мне людям. Талант, вложенный в меня Создателем, я использую в творениях, нужных ему и людям.
Не удивляйся, но на протяжении всей жизни я вел споры с Создателем.
Я просил его дать немедленную награду за людскую доброту.
Я требовал от него немедленного возмездия за свершенное зло.
Следуя Господу, я стремился построить Рай на земле.
В каждое из своих произведений я вложил огромную веру в красоту земного Рая. Я всегда старался больше дать, чем взять. Каждый, кто хорошо меня знает, сможет это подтвердить.
Я изваял то, что нельзя взять в руки.
Нельзя положить на язык.
Нельзя надеть.
Нельзя ударить или разбить.
Я изваял напоминание всем людям на Земле о быстротечности жизни.
О хрупкости красоты. О гармонии прекрасного.
О бездне вечности, куда мы прибудем после смерти.
О том, что Господь создал нас всех до единого для счастья.
Для любви. Для поклонения красоте.
Любое создание Божье, в какой бы оно стране ни находилось, какой бы религии не поклонялось, должно помнить, глядя на мои творения:
Господь наградил человека коротким мигом жизни
для добрых дел, а не для войн.
Для наслаждения совершенством природы, а не для дурных поступков.
Для любви, а не для ненависти, лжи или зависти…
– Что же это, мастер, что? – От волнения у Асканио Кондиви пропал голос и последнее слово он просто прошептал.
– Ты молод, – грустно улыбнулся Микеланджело, – но тебе до конца жизни не разгадать моей загадки. Мой гений задумал ее на века.
Мир должен созреть до моей мудрости.
Успокоиться. Отдохнуть от войн.
Наполниться гармонией жизни.
Любви. Добра.
‚любовь, что движет солнце и светила …«>1)
Загадка выйдет сама наружу.
И тут же даст отгадку.
Я даю человечеству срок в тысячу лет на прозрение.
Если оно не сможет спасти себя, его уже ничто не спасет.
Запомни, сын мой: смерти нет.
Есть неправедная жизнь, которая страшнее смерти во много раз.
Только она ведет к вратам ада, откуда нет выхода. Она ведет к вечным мукам.
Микеланджело помолчал и добавил:
– О, мудрые,
сил разума, вам данных,
не пожалейте, в сущность проникая…>2)
Глава 1 Франкфурт на Майне, Германия
Сырой промозглый ноябрь опрокинулся рваным туманом на дороги Гессена. Фары встречной машины полоснули новомодными двойными лампами осрам по глазам молодого мужчины, охватившего холодными пальцами руль спортивного БМВ. Модная автомобильная новинка мчалась по дороге, ограниченной ста километрами, со скоростью ста шестидесяти и встречный яркий свет не дал возможности водителю заметить крутой поворот. Серебристая БМВ с изяществом балерины оторвалась от мокрого асфальта, исполнив в воздухе замысловатое pas>3). Резко крутанувшись в воздухе, она сделала прощальное сальто и тяжело упала широким брюхом в растущие по обочинам скоростной дороги посадки. Громкий сигнал раздался одновременно с треском ломающихся деревьев и тут же затих в мокрых ветвях. Машина странным образом уместилась между деревьями, уютно улегшись на бок и освещая густое пространство посадок светом не разбившейся фары. Липкая мокрая паутина, отдаленно напоминающая дождь, накрыла место аварии. Из машины не доносилось ни звука…
Неделю спустя после несчастного случая у кровати закованного в корсет, бинты и гипс больного водителя появилась пожилая женщина. Впрочем, слово пожилая не совсем подходило к моложавой, стройной, ухоженной посетительнице. Пристальный взгляд мог рассмотреть, что ей далеко за пятьдесят, но ее красивая осанка, лицо без морщин, летящая походка и высоко поднятая голова заставляли сомневаться в этом. Женщина поставила на тумбочку веселый расписной керамический горшочек, из которого дружно тянулись вверх розовые цикламены и тихонько присела на стул. Неловкое движение разбудило неподвижно лежащего молодого мужчину. Он с трудом открыл глаза и посмотрел на посетительницу.
– Добрый день, Саша, – сказала она ласково. – Ты очень напугал меня. После нашего последнего разговора я ждала сообщение о дне твоего прибытия в Германию. Звонка не последовало и я решила, что ты передумал и остался в России. А сегодня мне позвонили из больницы… Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – просипел больной и глухо закашлял, прочищая горло. – Спасибо, госпожа Кантор, что пришли. У меня во Франкфурте добрых друзей нет, все больше деловые партнеры и так, приятели… Им не обязательно знать, что со мной случилось.
– Все в порядке, Саша. Твоих партнеров я все равно не знаю, но, если хочешь, могу сообщить родителям или родственникам, что ты попал в аварию и находишься в больнице. Возможно…
– Нет, ни в коем случае! Не нужно лишний раз тревожить людей. И потом, мне не нужно ни сочувствие, ни соболезнования… Вот поправлюсь, тогда…
– Хорошо, как скажешь. Сколько времени ты останешься в больнице? Задеты ли важные органы? Что говорят врачи? – На больного смотрели полные участия добрые глаза женщины.
Саша Глебов с усилием сглотнул и медленно перевел взгляд на противоположную от посетительницы стену. Говорить на тему здоровья ему явно не хотелось. Впрочем, выбор оказался невелик: ведь он сам попросил персонал больницы пригласить соседку в больницу.
Наконец он чуть шевельнул головой, перевел взгляд со стены на плечо посетительницы и произнес сквозь зубы:
– Врачи здесь добрые и честные. Они говорят, что задет позвоночник и я, скорее всего, не смогу ходить… И куда мне деваться с их честностью? Мне ведь только двадцать пять и их приговор меня не устраивает… Госпожа Кантор, помните, вы рассказывали историю из своей жизни? Для меня она сейчас, как путеводная звезда. Поддержите меня, пожалуйста, я не хочу оставаться инвалидом. Помогите!
Чтобы скрыть волнение и дрожь в руках, молодой мужчина начал мять простыню, на которой лежал. Взгляд его остановился, глаза подернулись влагой.
– Что ты, Саша, успокойся и не думай о плохом, я обязательно помогу, – женщина взяла с тумбочки бумажную коробку, достала несколько салфеток и стала промокать влажный лоб мужчины, осторожно забирая в него и слезы. – Не расстраивайся раньше времени. Ты же знаешь, врачи – обыкновенные люди, как мы с тобой. Некоторым из них только кажется, что они всемогущи, как боги и видят людей насквозь. Могу тебя уверить – это не так. Врачи часто ошибаются, поэтому к любому диагнозу нужно относиться с определенной долей скепсиса, уж я-то знаю точно. Не переживай и не скучай здесь, все образуется. Я буду навещать тебя через день или каждый день, как захочешь. Сейчас мне нужно идти, но завтра я приду опять. Да?
