Глава 1. Подводим промежуточные итоги и раскатываем губы
25 июля 1892 г., вилла в пригороде Афин, недалеко от королевской резиденции, раннее утро
Сижу, закутавшись в темно-синий шелковый халат с простроченными обшлагами, в кресле-качалке на террасе и смотрю на встающее солнце. Уже проснулись птицы в саду, а моя птичка все еще сладко спит в огромной постели. Зная, что я встаю рано, денщик приготовил мне кофе и поджарил вчерашние круассаны в виде тостов, положив внутрь кусочек сыра. Так что сижу, наслаждаюсь жизнью, вдыхая аромат роз, доносящийся из розария внизу, и запах хорошо сваренного кофе. Полная идиллия, но на душе как-то неспокойно и где-то, я бы сказал, обидно. Как-то все быстро произошло, еще полтора месяца назад я был полон планов по переустройству Эфиопии, начал тянуть (и довольно успешно) нитку железной дороги вглубь страны, приехали взятые Менеликом на службу инженеры.
Открылись светские школы, Маша составила амхарско-русско-французский словарь-разговорник, русский госпиталь успешно лечил пациентов, в том числе и моим препаратом, и я собирался провести испытания эффективности своих новых препаратов в условиях тропиков. У меня появились надежды закрепиться в Тигре и порте Массауа, построить укрепрайон из цепи дзотов[1], вне досягаемости обстрела с моря и способный удержать территорию от атаки морского десанта, дождавшись подкрепления от основных сил. Снять с части кораблей орудия и устроить пару береговых батарей, с помощью флотских механиков «оживить» минимум одну из захваченных канонерок и крейсер, привезя из Пирея запасные части для машин. Золотые рудники и налоги дали бы мне необходимые для развития провинций средства.
Я считал Ильга и Мэконнена своими союзниками, и вдруг такой удар в спину… Сейчас, по прошествии времени, когда улеглась боль и досада от предательства соратников, я все же пришел к выводу, что с самого начала Ильг лишь прикидывался другом, нащупывая мои слабые стороны и пытаясь выведать планы, не ударяя и пальцем о палец для их осуществления, наоборот, во мне он видел опасного конкурента-европейца за влияние на негуса, желающего провести реформы и направить страну на европейский путь развития. Так как негус доверял Ильгу больше, чем мне, они были друзьями уже полтора десятилетия, то его слово стоило гораздо дороже моего. Также швейцарцу удалось убедить Мэконнына, что русский принц – гораздо более выгодная партия для Маши, а может быть, он это вложил в голову негуса, и Менелик велел начать все это заигрывание с Сандро. Скорее всего, так оно и было, негус никогда не питал никакой симпатии к дочери своего врага и собирался использовать ее лишь как разменную монету в дипломатических играх.
Конечно, Ильг был достаточно умен, чтобы осознавать то, что Сандро никогда не женится на Мариам, но, возможно, зная о моих чувствах к Маше и то, что я этого бы так не оставил, он пытался добиться моего срыва, и тогда бы просто уничтожил меня. То есть всё это – интриги и «тайны мадридского двора», а я как «наивный чукотский юноша» повелся на эту приманку. А что мне оставалось, дожидаться, пока Сандро побалуется с Машей и исчезнет, «сделав ручкой»? Естественно, я пошел на обострение ситуации, но тут немного просчитался Ильг, так как я получил Сандро в союзники, а не во враги. Но, с другой стороны, у Менелика с Ильгом возникла идея отобрать у меня все и выдать в качестве награды Машу, заставив по полной отработать переговоры. Вот зачем Ильг собирался подписать провальный мир? Тут два объяснения – первое то, что премьер Криспи его просто переиграл, подавив мощным натиском, а что может простой инженер против заматерелого дипломата и переговорщика? Второе объяснение – то, что Ильг сам выполнял чью-то волю, находясь уже более десяти лет подле трона негуса, еще с тех пор, когда Менелик и негусом-то не был, а был обычным расом. Ильг помог ему победить других конкурентов, поставив оружие, и соорудил заводик по выделке черного пороха для «мультуков»[2], которыми тогда, да и сейчас еще вооружена большая часть его армии.
Понятно, что, став негусом, Менелик приблизил Ильга и сделал его своим главным советчиком. Ильг сам хотел строить железную дорогу и прокладывать телеграф, а тут является какой-то русский выскочка и начинает делать эту работу лучше его, да еще и показывает себя умелым командиром, чего у Ильга вообще нет. Захват флота был последним сюрпризом, и после восторженного рассказа Мэконнына о поездке в порт и на корабли, швейцарец принимает решение о моем отстранении от дел, собственно, дальше мы с ним не встречались, он держался возле негуса и всячески препятствовал моим контактам с ним. Конечно, от наград по поводу окончания войны он негуса отговорить не мог, это было бы слишком, да и мир не подписан, а вот опала началась – можно вспомнить, как я стоял на солнцепеке в дурацкой шапке из перьев, отдельно от генералитета и сановников при встрече русской делегации, даже русский гимн нам спеть не дали – нет тут русских и всё…
Так что, обвел «белый человек» Альфред наивных чукотских, то есть абиссинских, юношей Менелика и Мэконнына вокруг пальца, даже без бутылки огненной воды, заставив их плясать под свою дудку, ну, или флейту гаммельнского крысолова. «Михалыч»[3] раскатал губы, увидев, что в случае моей опалы ему опять возвращается под полный контроль провинция Аруси вместе с устроенными моими рудознатцами золотыми разработками (а что, худо ли, за полгода – десять пудов золота, а в год – выходит треть тонны?), плюс потенциально вся провинция Тигре, а там, между прочим, тоже золота хватает и полиметаллические руды есть, только взять их надо умеючи). То есть виной моей опалы является банальная жадность «Михалыча», как, впрочем, и Менелика – Ильг же подсказал ему, как не платить русским. И на переговорах я пригодился – и старался изо всех сил только ради Маши.
