Новый, 2011, год уже укоренился по всем календарям – западным и восточным, завершив неделю назад затянувшуюся праздничную круговерть китайским Кроликом. Что-то он принесет с собой людям, этот пугливый ушастый зверек? Кому какую судьбу назначит? Кому – тянуть привычную лямку безрадостных будней, кому – чваниться в неизбывном довольстве, кому – бороться и страдать, кому – вскарабкаться на собственную вершину бытия, кому – кубарем скатиться с нее, а кому – появиться на свет или обрести вечный покой. Для кого-то настанет время «разбрасывать камни», а для кого-то – «собирать» их.
* * *
Колючий февральский снег назойливо царапает лобовое стекло, заигрывая с усталыми «дворниками». Впереди, рассекая кромешную темень, выпучивается огненная лава, то вспыхивая сигнальными огоньками, то угасая. Неизбежное столичное злодейство – вечерний час «пик».
– Может, сирену включить, вдруг пропустят? «Скорая» все-таки…, – предложил врач без всякой надежды в голосе.
– Как же, жди. Разве что в канаву кубарем. Только и гляди, чтоб не зацепить кого… Могут и стрельнуть, – скрипнул зубами пожилой водитель.
Наконец свернули на нужную улочку, сплошь заставленную машинами – на газонах, тротуарах и на самой дороге, где встречающиеся авто, минуя друг друга, демонстрируют чудеса эквилибристики. «Скорую» удалось припарковать лишь в дальнем углу двора, рядом с мусорными контейнерами.
Врач, хмурый дядька неопределенного возраста, отправился с молоденькой фельдшерицей на поиски нужного подъезда. Железная дверь типовой панельной многоэтажки, неработающий домофон. Хорошо хоть лифт функционирует. На десятый этаж не набегаешься. В холле, конечно, темно – жильцы выжидают, у кого из соседей сдадут нервы и найдутся средства на новую лампочку. Но медики люди опытные – фельдшерица привычно включает большой фонарь, который теперь приходится таскать с собой на вызовы. Да и не только фонарь… Скоро до пистолетов дойдет…
«Опять одинокая старуха в “богатой” однокомнатной квартире, сильно за восемьдесят. И чего вызывают “Скорую”? Кто их вылечит от старости? Молодых надо спасать – мрут как мухи или погибают ни за что, ни про что». – Фельдшерица, лишь недавно перебравшаяся в Москву из далекой провинции, привычно плеснула масла в огонь застарелой нелюбви-зависти окраины к «жирующим» москвичам, которые держатся за свои квартиры зубами. А могли бы и поделиться с такими молодыми и полезными обществу людьми, как она.
– Что с вами?
– Болит все, вчера вот давление поднялось до 200, «Скорая» приехала, сделала укол и уехала. А сегодня все болит… рвота, понос… Соседка приходила… Дочерям пыталась дозвониться… Живут далеко… Старшая с маленьким внуком сидит, только завтра обещала. Наконец вечером объявилась младшая и вас вызвала…
– Чем бабушка страдает? Какие лекарства принимает? Есть анализы? Где предыдущая кардиограмма? – допрашивал врач стоявшую поодаль немолодую женщину.
«Младшая», начинающая пенсионерка с непроницаемо-постным лицом, ничего толком сказать не могла: «Она всегда стремилась к независимости – ни с кем и ни к кому. Сложный, неуживчивый человек, а у меня семья большая. Общаемся только по необходимости». Врач вертел больную во все стороны уже второй час и никак не мог выявить причину. Уколы не помогали. Давление почти в норме. Может, симулирует? Хочет, чтобы ее пожалели, понянчились с ней, как с малым дитем? Такое бывает с капризными стариками. Нервы у него завибрировали, а до конца дежурства еще целая ночь с беспокойным рассветом: к пяти утра начнут прощаться с жизнью сердечники.
Пролог
– Ты можешь показать точно, где у тебя болит? Сколько я могу тут с тобой канителиться? – шипел врач на старуху, забыв о том, что считал себя интеллигентом. – Ты тут выдумываешь чего-то, а у меня на соседней улице больной может помереть!
– Че, в больницу ее, што ль? – неуверенно спросила фельдшерица.
«Вот дура. Знает же, что есть негласный приказ начальства стариков в больницу не возить. Только в особых случаях… если родственники сообразительные», – злобствовал про себя врач, направляясь на кухню, где затаилась Младшая. Однако та его путаных речей про нищую зарплату и собачью работу не поняла. Или не захотела, проявив поразительное в таких ситуациях равнодушие. А старуха уже не вскрикивала и лишь тихо постанывала, совсем обессилев. Шел третий час бесплодных попыток унять боль. Раздраженный врач, вспомнив о нежелательной ответственности за возможный исход этого вызова, решил все-таки везти ее в больницу. От греха подальше.
Больную быстро завернули в халат, накинули на нее одеяло и потащили втроем к лифту. Внизу ее, на удивление довольно тяжелую, опустили, будто тряпичную куклу, прямо на бетонный выступ крыльца. Одеяло сползло. Голые руки и ноги повисли безвольными плетями, безразличные к обволакивающим их хлопьям снега. Врач побежал к машине, которой так и не удалось подобраться поближе. Шофер никак не мог совладать с носилками – это был его первый выезд на «Скорой».
Доживавшая свой век раздолбанная машина рванулась к шоссе и затряслась в сторону окружной. Младшая притулилась возле матери, держа ее за руку. Больная очнулась и равнодушно смотрела перед собой. Незаметно она отвернулась от дочери и затихла. Сидевший в кабине врач метнулся в салон и стал нащупывать у нее пульс. Машина уже въезжала в ворота больницы. Не дожидаясь, когда неторопливый охранник поднимет шлагбаум, врач взвалил на плечо старуху и припустил к приемному покою. Младшая бежала за ним, на ходу подбирая слетавшие с больной одежки.
В приемном покое он быстро «сдал» больную и мгновенно исчез. Старуха еле дышала. Подошел дежурный врач, сдерживая зевоту, мельком взглянул на вновь прибывшую и распорядился поднять ее в отделение.
– Поставим капельницу. Посмотрим завтра утром. Сделаем анализы. Сейчас уже одиннадцатый час, поздно, никого нет. Звоните завтра. Нет, оставаться вам здесь незачем. Завтра. Все завтра, – вынес свой приговор усталый доктор и направился в ординаторскую.
Глава 1. Судьбе навстречу
К середине 1944 года война откатилась уже на Запад. Из глубокого южноуральского тыла, день и ночь ковавшего будущую Победу, потянулись на свои пепелища эвакуированные из центральных областей страны. Возрождать жизнь в родных краях. Собирать осколки разбросанных войной семей и поджидать своих выживших в этой страшной мясорубке солдат на пороге родного дома.
В морозном январе 1942 года в большое русское село неподалеку от Златоуста, на северо-восточной окраине Башкирии, бывшей когда-то Уфимской губернией, привезли ленинградцев-блокадников, заморенных, неприспособленных к суровой жизни на уральской земле. Их, полумертвых, доставили на подводах со станции к сельсовету, откуда людей разобрали по домам жители села и окрестных деревень. «Ох, не жильцы они на этом свете», – качали головами встречавшие. И все же эти бледно-голубые тени выстояли, напитав духом своего великого города те края, где их приютил разноплеменный народ, деля с ними всю войну и крышу над головой, и последний кусок хлеба, и общее горе, и редкие радости. В спешке покидая его, ленинградцы увозили с собой, словно иконы, какую-никакую память о нем: книги, фотографии или открытки с городскими видами и репродукциями музейных сокровищ. В эвакуации им это очень помогало держаться, приобщая к высокой культуре местных жителей.
