– Сначала не было ничего. Лишь первозданный хаос и безвременье…
– Как это – "ничего"? Разве бывает так, чтобы ничего не было?
– Хм… Ну, сейчас-то… Сейчас-то, конечно, не бывает. А вот до начала времён было именно так! Хаос и безвременье. А потом… потом в глубинах предвечного хаоса зародилось Великое древо. Его корни пронзили вселенную, из его палых листьев появились (и появляются!) на свет тысячи и миллионы миров. Но вот беда – были все эти миры мёртвыми. Не плескалась в морях рыба, не зеленели на лугах травы, некому было собирать сладкий мёд и строить речные запруды. Сколько это длилось? Может, тысячи лет, а может и миллионы, кто знает. Тёмные это были времена. Так оставалось бы и впредь, если бы однажды из созревшего на Великом древе плода не появился на свет Безымянный Бог, милосердный и светозарный. Странствуя по мирам, он видел, сколь пусты они и сколь печальны, и сердце его обливалось кровью. И создал тогда Безымянный себе помощника из кожуры чудесного плода, и ещё одного – из мякоти, а семена Древа рассадил в мирах. Так появились на свет первые мужчина и женщина из рода Детей Древа – верные помощники Безымянного, так выросли из божественных семян другие расы. Гномы и эльфы, дриады и сморинги, великаны и кобольды. И десятки маленьких Древ, давшие жизнь юным богам, ставших названными детьми Безымянному, а ещё птицам и рыбам, зверям и растениям… и вообще всем чудесам этого мира.
– А что насчёт драконов? Разве они тоже выросли из семян Плода?
– Ну уж нет. Эти чудовища, вечные враги всего сущего, прилетели в мир, когда он уже был светел и зелен, откуда-то из межзвёздной тьмы! Прилетели – и принесли с собой лютые морозы первых во вселенной зим, первые болезни, первые ложь и предательство. Мерзкие твари… Они были сильны и коварны и поработили свободные расы на многие тысячи лет. В наших легендах нет для них ни одного доброго слова. Воистину, великое зло и великую печаль принесли драконы в мир, и лишь объединившись все вместе, сумели Дети Древ их одолеть. Ох и нелегко далась им победа! Пал в битве Безымянный, сокрушив предводителя драконьего племени и всех его сыновей, сложили головы в неистовых битвах многие младшие боги и смертные герои. Всех слёз мира не хватит, чтобы оплакать их! Тем радостней была победа. Вновь наступила эпоха покоя и благоденствия, снова расцвели сады, а над нашим миром, как и впредь, закружились Солнце и Луна, юные дети Безымянного. Но говорят, и по сей день в корнях Великого Древа прячется выводок мерзких драконьих тварей. Прячется – и грызёт его, желая отомстить за гибель прародителя. Да и те их немногие потомки, что были рассеяны по мирам, говорят, ничуть не лучше своих предков. Однажды всем свободным расам, старшим и младшим, снова придется столкнуться с этой бедой.
Руф Орб закончил свой рассказ и потянулся за флягой. Он не привык так долго и цветисто говорить, всё время боялся сбиться и даже вспотел от волнения. Требовалось срочно промочить горло. А заодно и спрятать хоть ненадолго горящее от смущения лицо.
– Чудесная легенда, господин мой, – сказал Нэк, откладывая перо, и у Руфа немного отлегло от сердца. Меньше всего ему хотелось уронить авторитет командира в первый же день похода.
А спутники того, как будто, только и добивались. То гном начнёт отпускать шуточки про слабосильных людей, неспособных даже на лошади удержаться, то этот варвар-степняк со своими вопросами про первозданный хаос… Слава всем богам, хоть книжник своей учёностью не кичится и мудрёных слов не говорит. Сам вызвался записать легенды Лесного края, опять же. Не был бы ещё таким бледным и тощим…
– А вы, почтенные? Какие сказания о начале времен ходят в ваших землях? – вновь заговорил Нэк, и Руф весь обратился в слух. Он с детства любил такие вот разговоры у вечернего костра, и хотя ни варвар, ни гном доверия ему не внушали, послушать что-нибудь занятное было бы всё-таки неплохо.
– У нас верят, что Отец Небо и Мать Земля однажды полюбили друг друга, и от их союза произошли все народы, звери, лошади и травы, – пожал плечами степняк. Звали его – Руф наконец-то вспомнил – Мергольд. – О чем тут ещё говорить? Расспроси лучше наших мудрецов, если случится бывать в Земле Коней.
– Негусто! – расхохотался проклятый гном. – Не будь я Сидри сын Фидри, если у вас, лошадников, язык отлит из свинца!
– Может быть, – ответил на это Мергольд, не спеша, к счастью, хвататься за оружие, хотя Сидри сын Фидри явно нарывался на драку. – Болтать попусту мы и правда не любим. А твой язык, наверное, из золота и хрусталя?
– Да уж получше, чем у некоторых. Эй, писатель! Зачеркни всё, что там тебе врал лесной парень, и послушай лучше меня! Больше толку будет! Значит, так… Когда-то давно, когда боги спали, а мир был полон огня и пепла, из камня родился первый гном, Орри Громобой. Вот уж кто был герой из героев! Росту столько да полстолько, да в плечах вдвое, борода как пламя, а руки крепче стали! Такому бы молодцу красавицу под стать, да детишек ораву, вот только другие гномы тогда ещё не родились на свет. Только-только бороды сквозь камни проступали. И тогда Орри стало скучно. Выбрался он из пещеры и пошёл по новорождённому миру. Одолел заоблачные горы, переплыл огненное море, сокрушив по пути многих древних чудищ, пока не добрался однажды до пещеры гигантского змея по имени Исенгрим. Тот, конечно, решил сожрать Громобоя, и небось сожрал бы, но дочка чудища, прекрасная Лоргерда, была из другого теста, не то, что её папаша. Она и на змею-то совсем похожа не была! Разве что хвостом… Пожалела она Орри, спрятала от гнева змея в своих покоях, а потом научила, как победить Исенгрима. Очень уж понравился ей Громобой, нельзя было такому красавцу не помочь. А Орри, только про змеевы слабости разузнал, схватил свою верную палицу, да и бросился в бой. Бились они с Исенгримом день, ночь, и ещё день, и сразил его Орри своей палицей в жестоком бою, но и сам был весь изранен, и мог бы, верно, умереть, если бы кровь змея не оказалась целебной. Где она на землю проливалась, там из-под шлака сразу начинали деревья и травы расти, а коли раны ей смажешь – вмиг затянутся. Собрал тогда Громобой побольше той крови, и покуда назад в родные места шёл, повсюду землю кропил. Пока до дома добрался (и Лоргерда с ним, конечно), полмира уже зеленело. А тут и другие гномы уже народились. Стал у них Орри королём, змеева дочь – королевой, построили они свои подземные палаты у самых корней гор, и были те палаты из серебра и яхонтов, гагата и сердолика, а кроме того…
Слушать гнома дальше Руф не захотел. Встал от костра и ушёл за дровами. Коротышка оказался редкостной язвой, и только то, что они уже преломили общий хлеб, не давало Руфу схватить того прямо сейчас за рыжую бороду и как следует оттрепать за дерзость. То есть, оттрепать-то можно, но гном ведь этого не стерпит, и тогда дело наверняка дойдет до смертоубийства. А вот убивать евшего с тобой один хлеб – значит гневить богов. Не хватало им только какого-нибудь несчастья в пути!
