Зима на Итаке выдалась трудной из-за постоянных порывов северного ветра и заморозков – обычно редких гостей в этих краях. От раскинувшихся по всему острову строений тянулись и уходили в низкое серое небо жидкие струйки дыма. Люди искали защиты и тепла у очагов, выходя наружу лишь в случае крайней необходимости. Тем же, кому довелось оказаться зимним вечером вне дома, приходилось несладко. Теплая одежда и еда не могли спасти этих неудачников от шалостей погоды.
– Всю осень не прекращались дожди, а теперь вот холода… – проворчал крепко сложенный бородатый мужчина. – Плохо для костей, очень плохо.
Его спутник кивнул, соглашаясь:
– Мой покойный дед однажды провел ночь в поле, ухаживая за больным конем. После его так скрючило – до конца жизни разогнуться без вздоха не мог. Старикам надо сидеть в тепле! Такие вылазки лучше подходят молодым.
– Это ты на кого сейчас намекаешь? – пробурчал тот, кто говорил первым.
– Прошу тебя, царь Одиссей, – возразил третий мужчина, зябко кутаясь в грубый и плохо подходящий для такой погоды хламис, накинутый на плечи поверх прочей одежды, – Колот не желал никого обидеть.
– И то верно, – кивнул тот, кого назвали Одиссеем. – Что-то у меня настроение шалит от непогоды. Переправь вина, Мелетий.
Бурдюк незамедлительно был извлечен откуда-то из груды вещей и передан царю. Владыка Итаки большими глотками осушил не менее трети содержимого, а после откинулся назад и принялся наблюдать за пляшущими язычками огня, вокруг которого все трое и сидели.
Костер был единственным источником тепла, без которого они бы продрогли до самых костей. К счастью, мужчины знали свое дело – поддерживаемое их заботами пламя все время оставалось ровным, несмотря на порывы колючего ветра. Иногда сучья в огне издавали уютное потрескивание, а в небо взлетал сноп искр – и от этого незамысловатого зрелища становилось как-то легко на душе. Воистину, огонь был лучшим другом человека. Прометей заслуживал хвалебных молитв до конца времен.
«И все-таки… Что я делаю этой сырой и холодной ночью здесь, в компании двух пастухов? Мог бы спокойно спать себе во дворце. Или любиться с Пенелопой. Отчего мне так неймется влезть в очередное приключение?» – вдруг подумалось Одиссею. Но вслух он ничего не сказал.
Ответ и так был хорошо ему известен. Сердце царя, прошедшего всю Троянскую войну и пережившего множество невзгод, было отравлено неусыпной жаждой деятельности. Его беспокойный дух вечно требовал то уплыть к дальним берегам, то ввязаться в соседскую склоку, то отправиться покорять горы в чьей-нибудь удалой компании.
Пенелопа с молодым Телемаком редко видели дома своего супруга и отца. Одиссей врывался в их жизнь подобно урагану: наспех обнимал сына, пылко справлял мужскую обязанность с женой, торопливо решал назревшие вопросы и снова куда-то пропадал. В лучшем случае его можно было найти на Итаке где-нибудь в прибрежном селении. В худшем – стоило бы заглянуть к дарданам. Или даже в Айгиптос, полную чудес землю, где жил надменный и сильный народ…
Нет, в последнем месте Одиссей пока не был. Но всерьез намеревался снарядить туда корабль, причем не позднее середины следующего лета.
Он уже привык, что его Пенелопа была истинной владычицей Итаки. А как иначе? Царя любили все, но большинство серьезных вопросов приходилось решать его супруге. Слишком уж часто законный правитель, преемник Лаэрта, отсутствовал в собственном дворце.
Интересно, подхватит ли однажды его сын эту же болезнь – неспособность подолгу сидеть на месте, страсть к непознанному, к новым открытиям и подвигам? Сложно сказать. Одиссей не так часто видел Телемака, чтобы иметь представление о том, каким человеком вырос его собственный – притом горячо любимый! – ребенок.
Пожалуй, и свою жену он знал не столь уж хорошо. Может быть, стоило остаться сегодня во дворце? Пенелопа, с присущим ей чутьем, ничего не ответила на его намерение снова ночевать в поле с пастухами, однако ее взгляд выражал многое. Он был преисполнен молчаливого упрека пополам с обреченным смирением.
«Не потерять бы мне ее благосклонность. Как вспомню тот случай!..»
Вернувшись однажды из долгих странствий, Одиссей узнал, что на Итаке его считают погибшим. А в собственном дворце он с удивлением обнаружил посланников от царя Антиноя, настойчиво предлагавших выгодный союз «оставшейся без мужа» Пенелопе.
Да… Странные тогда были времена.
Он не всегда был таким. Эта неистребимая жажда действий и тяга к приключениям сразили его в юности – во время плавания на «Арго», если быть точным. Одиссей подружился с Ясоном, поднялся на борт его могучего корабля и стал совершенно другим человеком. Именно аргонавты до неузнаваемости изменили жизнь сына Лаэрта.
Итакиец на миг вызвал в памяти лица своих товарищей по плаванию – от Орфея, Меланиона, Кастора и Полидевка до самого Ясона. Царь позволил себе легкую улыбку, которую все равно никто не заметил в ночной мгле.
В его жизни бывали и дни, которых он втайне стыдился. Сильнейшим из таких воспоминаний стала битва за Трою под началом Агамемнона, микенского завоевателя. Кровавая резня, в которой ум и знания царя Итаки оказали ахейцам значительную поддержку… Он до сих пор считал ошибкой, что позволил втянуть себя в это.
Но вот время, проведенное с аргонавтами, – оно, несомненно, было золотым! Дни настоящей дружбы, когда юноши учились быть мужчинами, плечом к плечу познавая радости и невзгоды жизни.
Из раздумий Одиссея вывел Колот, уже второй раз окликавший его по имени.
– А? Что такое? – встрепенулся владыка Итаки, возвращаясь к действительности.
– Я говорю, царь Одиссей, сегодня уже ничего не случится. Ведь скоро рассвет.
У братьев Мелетия и Колота недавно загрызли уже третью овцу. Многочисленные следы показывали, что виновником злодеяния наверняка был волк. Но откуда ему взяться здесь, на этом маленьком острове? Как знать… Гонимый нуждой, хищник мог переплыть пролив между Кефалонией и Итакой. Проникнуть же в хлев и насладиться мясом беспомощной жертвы ему не составило труда.
Узнав об этом, царь Одиссей велел выслеживать дикого зверя. При скромных размерах Итаки логово хищника должны были обнаружить за несколько дней. Однако до этого еще одна овца или даже вышедший на прогулку ребенок могли стать очередной добычей волка. Чтобы не рисковать, царь решил самолично сторожить загоны вместе с пастухами, надеясь, что зверя удастся настигнуть на месте преступления.
Две ночи они провели в хлеву, среди теплых и сонных овец, однако волк не явился. Необходимость до утра сидеть в темноте едва не свела незадачливых «сторожей» с ума.
В этот раз они поступили умнее: устроились в поле неподалеку, прислушиваясь к доносившимся со стороны хлева звукам. Огонь давал троице немного света и тепла. А чтобы хищник их не учуял, костер развели с подветренной стороны. Впрочем, даже если это и отпугнет зверя – невелика беда, ведь в таком случае ни одна овца не пострадает.
