Однажды ей приснился сон:
«Растаяли снега и лёд,
Пришла весна, пришел и он.»
Он рядом, и он к ней идет.
Морена стояла посреди заснеженного леса, окруженная молчаливыми деревьями, голые ветви тянулись к небу, будто когтистые руки. Лёгкий ветер обдувал снежинки, которые кружась, медленно падали на её длинные, черные, как смоль, волосы. Холодный воздух обжигал бледную кожу, но она не шевелилась, словно не замечала этой окутывающей стужи.
Она сама уже не помнила, сколько лет прожила в этом лесу. Время здесь словно потеряло всякий смысл, растворилось среди бесконечных снежных завес. Она была совсем маленькой, когда впервые оказалась в этой глуши, и с тех пор мир за пределами деревьев превратился в призрачное воспоминание. Её единственным прибежищем стала старая хижина, расположенная на опушке леса, будто покинутая многими веками назад. Её стены, почерневшие от времени и холода, казались хрупкими, но выживали в этой стуже, как и сама Морена.
Несколько раз девушка пыталась освободиться, уйти. В первые годы заточения в этом месте она отчаянно искала путь из этого снежного плена. Шла в разные стороны, надеясь найти край леса, дорогу или хотя бы признак жизни. Но каждый раз, как бы далеко она ни уходила, она неизбежно возвращалась к той самой хижине. Лес будто играл с ней, закручивая тропы и стирая её следы, затягивая её обратно, как вечно замёрзшая ловушка.
Морена больше не сопротивлялась. Она приняла это как данность, как неотвратимость своего существования. Лес был её домом и её тюрьмой. Её воспоминания о том, как она здесь оказалась, со временем поблекли, превратились в размытые образы детства, оставшиеся где-то далеко, за снежными стенами этого мира. Лишь одна картина оставалась чёткой: звёздная ночь, холод, который пробирал до костей, и чьи-то голоса, теряющиеся в ветре.
Теперь она не бродила по лесу в поисках выхода, но каждое утро, как по привычке, поднималась на высокую гору, одинокий пик, возвышающийся над заснеженным лесом. С этого места весь мир казался мёртвым, бескрайнее море снега, несуществующее время.
Морена была совершенно одна. За всё время, что она находилась в этом холодном лесу, ни один человек не ступал сюда, ни один зверь не пробегал мимо. Лес казался мёртвым, как будто само существование живых существ было вытеснено чем-то невидимым и жестоким. Даже птицы избегали этого места. Ни крика ворон, ни шелеста крыльев – только тягучее молчание, время от времени нарушаемое свистом ледяного ветра.
Она иногда пыталась вспомнить звуки жизни – смех, голоса, шорох травы под ногами или лай собак, но эти воспоминания рассыпались, как снег в её руках. Место, где она находилась, казалось забытым всеми, даже самой природой. Деревья вокруг неё были мертвыми, их голые, изогнутые ветви напоминали костлявые пальцы, тянущиеся к небу. В других лесах, как ей казалось, должны были быть олени, лисы или хотя бы волки. Но здесь не было даже следов, даже тени жизни.
Морена привыкла к этой тишине. Она не ждала, что кто-то придёт, или что когда-нибудь увидит чьё-то лицо. Её единственным спутником был ветер, который то нежно касался её щёк, то резал кожу, как лезвие. Иногда ей казалось, что этот лес – лишь плод её воображения, и что она застряла в вечном сне, и никак не могла проснуться.
Простояв на горе какое-то время, Морена привычно осмотрелась по сторонам. Начинало темнеть, Морена опустила голову и, вздохнув, медленно развернулась, направляясь обратно в хижину.
Она шагала по заснеженной тропе, прокладывая уже давно знакомый путь. Её ноги изредка утопали в снегу, оставляя за собой следы, которые совсем скоро заметёт ветер. Лес оставался безмолвным, только редкий хруст льда под её ногами напоминал, что она ещё жива.
Когда она добралась до хижины, её тёмный силуэт вырисовывался среди деревьев. Старые, потрескавшиеся стены уже начали покрываться льдом. Морена остановилась перед дверью, на мгновение задержавшись, в надежде услышать хоть какой-то звук внутри. Но там была только пустота – та же пустота, что окружала её снаружи.
Она медленно открыла старую деревянную дверь, которая скрипнула, словно протестуя против движения. Внутри хижины было темно и холодно. Маленькое окно, покрытое узорами инея, едва пропускало свет, превращая всё внутри в приглушенные тени. Морена прошла к очагу, который давно не разжигала. Она присела на край старого, обветшалого стула, опустив голову, и снова погрузилась в свои мысли.
Её мир был таким маленьким – хижина, гора и бескрайний лес вокруг. Взгляд девушки упал на старое разбитое зеркало, висевшее над кроватью. Она давно в него не смотрелась, ей это было не нужно. В этом лесу абсолютно всё потеряло смысл, даже её собственная внешность. Да и кто бы мог её оценить? Ни одной живой души поблизости.
Медленно подойдя к зеркалу, она остановилась перед ним. На мгновение её охватил страх – страх того, что она может не узнать себя. Но она решилась. Вглядевшись в отражение, Морена увидела перед собой очень худое и бледное лицо. Её скулы казались слишком острыми, словно они были выточены из мрамора. Голубые глаза, когда-то сиявшие яркостью льдин, теперь были наполнены только глубокой печалью и одиночеством, которые годы ожидания и забвения оставили в её душе.
Её длинные, чёрные волосы лежали беспорядочными прядями на плечах, спутанные, как и её мысли. Морена протянула руку к небольшому деревянному гребню, который лежал на столике рядом. Этот гребень был одним из немногих вещей, что остались у неё с детства. Она решила расчесать волосы – будто это могло вернуть ей частичку жизни, которая так давно покинула её.
Медленно, с усилием, она провела гребнем по своим волосам. Каждый раз, когда зубья гребня проходили по спутанным прядям, она чувствовала, как тягучая боль одиночества пронзает её сердце. Волосы были длинными и густыми, но казались потухшими, как ночь, покрытая снегом. Она продолжала, несмотря на слабое сопротивление спутанных волос, словно пытаясь разгладить не только их, но и хаос внутри себя.
Морена смотрела в зеркало, словно пытаясь разглядеть что-то большее, чем просто своё отражение.
Время близилось к ночи. Снаружи ветер усилился, будто природа готовилась к очередному ледяному затишью. Морена, уставшая от однообразного дня, медленно поднялась со стула и направилась к кровати. Тонкие простыни и меха не давали настоящего тепла, но это было намного лучше, чем стужа снаружи. Одеяла были её единственным укрытием от холода, но даже они не могли согреть её сердце, промёрзшее за долгие годы одиночества.