Счастье – удел низких людей. Наглых и беспринципных. Аня же всегда была правильной. Такой правильной, что от порядочности сводило зубы.
В этом доме возрождались надежды. Мама всегда говорила – семейное гнездо Левицких лечит душу скрипом половиц, шуршанием в стенах и тихим шелестом моря, которое виднелось из окон второго этажа. Вот оно лежит на ладони, такое маленькое издалека, и такое бескрайнее вблизи.
У Анны душа была надломлена. Ещё недавно она цвела набухающим бутоном, готовая вот-вот раскрыть красоту бархатных листьев пиона, тюльпана или розы (теперь уже неважно), а потом случайный прохожий сломал сочный стебель и поставил цветок в гранёный стакан на кухне, чтобы порадовать жену. Бутон всё же раскрылся, но уже ненадолго. И потом закрылся навсегда.
Домой Аня вернулась спустя тринадцать лет именно за надеждой, что всё наладится. Наладится ли – было неизвестно, но надежда давала стимул жить дальше, а не закончить ее в ванне с перерезанными венами или наглотавшись таблеток.
– Здесь ничего не изменилось, – жизнерадостный голос матери бил по ушам, словно она решила отрезвить дочь пощёчинами. – Хотя в прошлые твои визиты я иногда меняла цветы на подоконнике.
Аня стояла посредине детской комнаты, из которой открывался лучший вид на море, и вдыхала сладковатый аромат булочек. Ими пропахла мама. Порой Ане казалось, что даже кровь у Елизаветы Андреевны пахнет корицей и ванилью. Кондитер на работе, в выходные дни она пекла на заказ. Торты, корзинки, круассаны, макаруны… На кухне всё строго лежало на местах, и каждый солдат знал своё задание. Миксер, лопатки, шпатели, стеки, валики, кондитерские мешки с насадками разных форм. И сама мама, как дрожжевое тесто, упругая и мягкая, румяная и с глазами, отливающими солнечным светом.
– Я вижу, мам, – усталая после дороги Аня села на кровать и вытянула похудевшие ноги. В чёрных джинсах они напоминали китайские палочки.
– Ничего, всё наладится, – как мантру повторила мама и подтащила чемодан-кирпич к шкафу. – Левицкие здесь всегда обретали покой. Ещё твой папа любил приговаривать…
– … Люби дом свой, и он будет любить тебя, – договорила за маму Аня. – Только вот я давно Соколова.
– Но ты ведь развелась, – без задней мысли бормотала мама, развешивая дизайнерские платья Ани в покосившийся шкаф цвета венге. – Можно и вернуть фамилию.
Аня поморщилась и уставилась на блёклую полоску вместо обручального кольца. Да, так сразу и не привыкнешь.
– Ты не знаешь, что это такое. Вы с папой очень любили друг друга. И ты до сих пор засиживаешься на его могиле, пересказывая, что случилось за последнее время, хотя уже прошло два года, как он умер, – Аня быстро протёрла глаза, которые уже отвыкла красить за последний месяц. Чёртова тушь вечно размазывалась из-за слёз.
– Чего я не знаю? – мама похлопала длиннющими ресницами. Чернильные глаза Аня унаследовала от матери. И напоминала её маленькую, тощую копию.
– Что такое развод? Что такое измена? Каково это, когда ты вдруг понимаешь, что твоя выверенная жизнь исчезает?
Мама пожала плечами и вышла в коридор, словно её и не тронули слова дочери:
– Действительно, откуда мне знать… – донеслось до Ани бормотание матери.
Аня застыла натянутой струной. Нет, нет, тронь, и лопнет. Слова матери показались до боли подозрительными.
Пока принимала душ, механически расчёсывала мокрые до плеч волосы и выбирала самое невзрачное платье для маленького городка, куда ей пришлось вернуться, в голове по замкнутой линии крутились мамины слова. В итоге, решив, что она так пыталась её утешить (мол, не переживай, все проходят через измену, развод и увольнение с работы мечты), Аня спустилась на кухню с твёрдым намерением хотя бы несколько часов не думать об Эмиле.
– Поможешь мне? Я обещала Матвею занести пирожки с яблоком, но если уйду, вторая порция сгорит, – сетовала мама, пока крутилась на просторной кухне, посредине которой царём стоял мощный дубовый стол. Сейчас она заставила его противнями с ещё сырыми круассанами и корзинами с уже готовой выпечкой.
– Не знала, что ты сама разносишь заказы, – Аня наклонилась над румяными пирожками и вдохнула аромат яблок и корицы.
– Конечно, нет. Матвей починил мне раковину, так что это в благодарность, – мама наконец посмотрела на Аню и скептически оглядела её наряд. – Эти разрозненные полосочки цвета тушки сёмги – платье?
– Сарафан, мама, от Виктории Бекхэм, – Аня уже привыкла, что их вкусы в одежде разнились, как день и ночь. – Я отдала за него сто пять тысяч. Так что да, можешь считать это платьем.
– Ну, не знаю, не знаю. Стоит как моя дорогущая консоль в прихожей, на которую я копила год, – мама сунула Ане в руки корзину, а в рот слойку с малиной. – Вперёд! Магазин сантехники «Мастеровой».
– Вообще, я думала отдохнуть с дороги, – пробормотала Аня, откусив кусочек от слойки.
– Ага, и лежать, обливаясь слезами по Эмилю, – добродушно фыркнула мама и вытолкала её в прихожую, а оттуда на крыльцо. – Лучшее лекарство – работа. Вперёд.
– Я как раз стараюсь о нём не думать, – но мама уже скрылась в доме.
Тёплый ветерок принёс солёный запах моря. На городок уже опустился тёмный вечер, но вместе с ним пришла знакомая до мурашек томность и размеренность юга. Да, в душной, набитой людьми Москве, не найти такого умиротворения. Огни столицы ослепляли, и ты уже не знал, где искать спокойствие. А здесь в старой части города, куда редко забредали туристы, можно было побыть наедине с собой. Со своими мыслями.
Аня вышла на улицу и вскоре очутилась среди магазинчиков, редких кафешек и трёхэтажных жилых домов, которые вклинивались островками звуков детского смеха и добродушного ворчания старушек.
Тринадцать лет назад она не хотела уезжать. Эта мысль пронзила воспалённый бессонными ночами мозг, и от неожиданности Аня споткнулась и чуть не упала. Она уже и забыла, но тринадцать лет назад окончила школу, была влюблена и хотела остаться учиться в родном городе. Именно мама отправила Аню поступать в Москву, под предлогом найти лучшую жизнь. Нашла ли Аня? Тот ещё вопрос. Если бы она осталась, то возможно не носила бы дизайнерские шмотки, туфли по пятьдесят тысяч за пару и не разбиралась в дорогих парфюмах, потому что у неё не было бы на это денег. Но зато Аня не встретила бы Эмиля. Того самого Эмиля, которого позже застала в постели со своей начальницей, старше их обоих на десять лет.
Что двигало бывшим мужем, Аня до сих пор не знала. Возможно, всё сводилось к банальной алчности, всё-таки начальница владела сетью студий дизайна, а Эмиль никак не мог создать своё агентство и застрял на уровне дизайнера интерьеров. Возможно, головокружительная карьера Ани была связана с тем, что начальница (да, пусть она так и останется безымянной) с первых дней положила глаз на Эмиля. Теперь это уже не важно. Штамп о разводе в паспорте всё решил.
