Андрей Балдин - Московские праздные дни. Метафизический путеводитель по столице

© А.Н. Балдин (наследники), текст, иллюстрации, 2021

© Р.Э. Рахматуллин, послесловие, 2021

© Издательство АСТ, 2021

В Москве действует не один календарь, а несколько; вместе они сворачиваются клубком – повторяют друг друга, сходятся, расходятся и пересекаются во множестве мест. В точках пересечения встают праздники; их роль тут наиважнейшая. Они освещают наподобие ламп помещение московского года – гулкое и необъятное пространство времени. Это самое главное: праздники сообщают нам о пространстве времени. Для Москвы нет ничего важнее этого сокровенного сообщения

Эскиз к иллюстрации на тему пословицы

«Как в Ивана Великого крест вколотили? – Нагнули, да и воткнули»

Начиналась эта книга не то чтобы праздно, так – достаточно свободно, без определенной надобности.

Я был занят другой книгой о Москве – полностью нарисованной, состоящей из одних картинок[1]. Когда-то, лет пятнадцать тому назад, мне заказали картинки в журнале, и даже не в одном, а в нескольких; бывают такие совпадения: вдруг в нескольких местах потребовались картинки с пословицами. Я принялся рисовать.

Сразу выяснилось, что рисовать пословицы очень удобно. Не нужно выбирать сюжет. Другое дело – рассказ или повесть, где надо найти один персонаж, одну ситуацию или сцену, годную для иллюстрации. А тут не нужно выбирать: пословица – картинка. Простое равенство: рисунок равен слову.

Рисунок = текст. Знал бы я тогда, до чего доведет это равенство: Москва не клином сошлась, околицы нет. Что это значит? Нужно рисовать город целиком – бескрайний, без околицы. В одной фразе заключено довольно пространства; сиди, рисуй слово за словом.

Заказ я выполнил быстро. Кстати, больше всего пословиц оказалось о Москве.

Я стал их собирать и понемногу рисовать, уже для себя, по-прежнему не задумываясь, к чему это приведет. Может, выйдет серия или альбом, что-то в этом роде.

Все-таки начало было праздно.

Собирание пословиц не составило особого труда; в большинстве своем они уже были собраны. У Даля, Афанасьева и других собирателей фольклора их оказалось великое множество. К ним добавились выраженция, близкие по смыслу, намеки на Москву и насмешки над ней. Что-то я услышал на улице – новые, недавно сочиненные выражения. Вместе собралось несколько сотен пословиц и поговорок. К каждой я постарался нарисовать картинку (или несколько, если выражение было многозначительно). Затем сложил их вместе – так вышла первая книга.

Слово и изображение переплелись в ней так, что составили подобие ковра. Собралась московская ткань, плотная и пестрая, подвижная, заворачивающая город в необъятный кокон. Страницы книги были оклеены ею, как обоями.

Я рисовал эту книгу семь лет. Вот чем обернулось равенство рисунка и текста.

Одновременно с рисованием происходило следующее. Каждая пословица, как ни была она мала, требовала разбора и толкования, дополнительного чтения, исследования и, главное, параллельного сочинения. Нельзя «дословно» иллюстрировать пословицы, нужно непременно при этом что-то сочинять, воображать свое, выдумывать Москву. Появились (нарисовались) заметки, комментарии и попутные рассуждения. Постоянно что-то записывалось – на полях, на соседних листах, на чем придется. Все это громоздилось на столе бумажной горой. Гора росла.

Постепенно стало ясно, что собирается еще одна книга – незаметно, как и первая; сама собой.

Скоро обозначилась главная тема этой книги.

Я опубликовал несколько заметок в газетах (взял с вершины бумажной горы). Первая появилась в газете «Сегодня»[2]*; редактор городского отдела Екатерина

Меледина отнеслась к моему рисованию-сочинению с сочувствием. Затем их было напечатано еще немало, по разным газетам и журналам. Большей частью они посвящались московским праздникам. Так было проще пристроить материал: начав с праздника как повода для публикации – в Москве каждый день праздник, – я легко мог перейти к рассуждениям попутным и отвлеченным. История, философия, метафизика Москвы – все вокруг праздника. Покров или Рождество, или такой, скажем, как обливание водой, который приходился на 26 сентября, когда было положено бегать по улицам, поливая сограждан водой из всего, что попадется под руку. Каждый праздник мог дать повод к размышлению: что такое это удивительное явление (не город, но именно явление, состояние души) – Москва.

Эти праздничные истории легко подверстывались одна к другой. Так – опять-таки, само собой – выяснилось, что у моей еще не существующей книги есть главная тема: календарь московских праздников.

Тогда же я встретил Рустама Рахматуллина – писателя, москвоведа и большого энтузиаста исследования Москвы. Он работал в журнале «Новая юность»; в нем были опубликованы «эскиз» будущей книги, вступление и несколько глав[3].

И опять, как с первой, рисованной книгой, изначальная простота и легкость замысла (что может быть проще календаря?) привели к результату, которого я не планировал.

Сначала все шло, как задумывалось: один за другим «рисовались» праздники, церемонии, обычаи и обряды. Дальше, однако, все стало сложнее. В Москве действует не один календарь, а несколько – старый и новый, церковный и светский, официальный и народный, еще с десяток национальных и еще полный набор профессиональных праздников, не считая личных, имя которым легион.

Сравнивая, складывая их, я понемногу стал выяснять для себя некоторые закономерности в устройстве московского календаря. Сначала простые, затем все более сложные. В какой-то момент я даже принялся чертить его устройство. Занятным делом оказался этот «чертеж».

Календари совпадают и расходятся; вместе они составляют рисунок весьма своеобразный.

Этот рисунок не всегда точно соответствует счету месяцев. Я определил для себя, что праздничный календарь делится не на месяцы, а на сезоны. В этой книге их описано восемнадцать (можно насчитать и больше); они сменяют один другой, вместе составляя единый циклический сюжет[4].

Не только сюжет, но чертеж: праздники расставляют характерные точки на белой странице года. Опорные, исходные точки; между ними обнаруживаются смысловые связи (линии), общие сюжетные ходы, сходства и различия. Они образуют орнамент, искусно заплетенную сеть (времени). Легко представить себе сеть, сумку-авоську: праздники – узлы в этой авоське. Год помещается в прозрачную, но при этом удивительно прочную сеть из праздников; такова его форма в «пространстве», его характерное целое. Московский год представляет собой единую округлую фигуру, помещение во времени.

Оно весьма просторно; мы, сознаем это или нет, постоянно пребываем в этом помещении московского времени. Для нас пестрая сумма московских праздников составляет некую душевную оболочку, необходимый, хоть и незаметный покров. Мы не просто их отмечаем: мы как будто оборачиваемся этим покровом,