Максим проснулся ночью с каким-то странным чувством тревоги и беспокойства. Обычно он спал крепко, но теперь долго ворочался, не понимая, в чем причина волнения. Пытался снова заснуть. Ничего не получалось. Что же его гложет? Ведь вечером все было в порядке. Дочка и Елена живы и здоровы, спят в соседнем номере. С отцом он тоже вчера созванивался. Что случилось? Эллина? Не может быть у них такой связи на расстоянии, чтобы он почувствовал, что с ней что-то стряслось. Или может? Позвонить? Который час в Москве? Не разбудит? А если и разбудит, что с того? Она не должна рассердиться еще больше, чем сердится сейчас. Он открыл в телефоне ее фотографию – ту, из Петергофа, и какое-то время пристально всматривался в изображение на экране, словно хотел найти ответ на какой-то вопрос.
Потом встал и вышел на балкон. Давно не курил, и сигарет под рукой не было. Но почему-то возникла сейчас такая потребность. А еще до жути захотелось, чтобы Эллина была рядом с ним и его успокоила. Ему казалось, что с ней он сможет пережить все.
Дверь соседнего номера открылась.
– Не спится? – Лицо Елены на несколько мгновений осветилось пламенем от зажигалки, потом до него донесся легкий запах дымка от ее сигареты.
– Тебе тоже?
Значит, не одному ему тревожно. Значит, не в Эллине дело.
– Мой сон уже давно нельзя назвать сладким. Просыпаюсь от каждого шороха.
– Прости, что разбудил. Но как-то на душе у меня кошки скребут, – неожиданно признался он ей.
– У тебя? Кошки? С чего бы? – Елена усмехнулась и предложила ему сигарету.
– Не знаю.
– Может, знаешь, но боишься признаться?
– Может, и так.
– Максим… – Она встала совсем рядом, так что он почувствовал ее теплое дыхание и легкий запах духов.
– Да?
Елена потушила сигарету и прижалась к нему.
– Нет, не надо сейчас.
– Почему? Это поможет нам обоим уснуть. – Ее руки замкнулись на его шее сзади.
Он почувствовал, что задыхается и резко попытался освободиться.
– У тебя кто-то есть? – она спрашивала обычным, слегка равнодушным голосом, и только внимательный наблюдатель мог догадаться, даже скорее почувствовать ее небольшое напряжение.
– Мы же договорились, что у каждого своя личная жизнь.
– Я просто спросила, – ее голос стал мягче, – ты изменился в последнее время. После поездки в Париж. Там что-то произошло? Ты ездил не один?
– Один. – Максим сам не заметил, как улыбнулся.
Ему вдруг захотелось поделиться своими чувствами хоть с кем-то. Но Елена подходила на роль слушательницы меньше всего. Вот если бы кто-то незнакомый вышел на балкон, Максим бы рассказал ему, что чувствует… тоску. Да, прежде всего тоску без той, которую он так долго ждал.
– Вот опять у тебя это мечтательное выражение на лице. В последнее время оно словно стало твоей неотъемлемой частью.
– Здесь темно, как ты можешь видеть?
– Максим, ты влюбился? – это был вопрос лишь наполовину.
– Елена, давай не будем обсуждать мою личную жизнь.
– Это не только твоя личная жизнь, – возразила она неожиданно жестко. – У нас есть дочь, меня волнует ее будущее.
– А при чем здесь Алиса? Ее будущему ничего не угрожает.
– Та женщина. Она ведь может запретить видеться с ней, она будет красть твое внимание у дочери! – в ее голосе появились нотки, не проявлявшейся прежде сварливости.
– С той женщиной я как-нибудь разберусь сам, – сказал Максим и понял, что проболтался.
– Так все-таки есть она?
– Елена, мы сейчас не в суде.
– А ты хочешь в суд? Я могу устроить так, что ты никогда больше не увидишь Алису.
– Елена, ты же знаешь, что со мной эти методы не пройдут. Ты меня не запугаешь. Ты сделаешь хуже прежде всего самой Алисе. И тогда зачем это?
Честно говоря, Максима немного встревожила реакция Елены. Еще никогда она открыто не угрожала ему тем, что ограничит общение с ребенком.
– Я забочусь прежде всего о нашей дочери.
– Ты предлагаешь мне стать монахом и до совершеннолетия Алисы не заводить романов?
– При чем здесь романы? – отмахнулась Елена. – Речь не о твоих интрижках, о которых наслышана вся Москва, – презрительно бросила она. – Хотя они тоже не красят тебя в глазах дочери. Но я понимаю, что у тебя есть естественные физиологические потребности, как у любого нормального мужчины.
– Тогда, о чем ты? О том, что я хочу создать нормальную семью? О том, что у меня могут быть серьезные глубокие чувства к другой женщине? Мне нельзя ничего чувствовать? Нельзя давать волю своим чувствам? Этот номер у тебя не пройдет! Алисе уже восемь, она все прекрасно понимает. И ты знаешь, они уже знакомы с этой женщиной, они понравились друг другу! – Максим понимал, что не должен этого говорить, но уже не мог остановиться.
– Даже так? За моей спиной! Как ты посмел впутывать мою дочь в свои мужские похождения?! Мы завтра же улетаем отсюда! А эта твоя женщина, – Елена словно выплюнула эти слова и ехидно поинтересовалась: – Знает, что ты сейчас с нами, отдыхаешь без нее?
– Это совершенно не твое дело. – Максим почти успокоился и пожалел, что в пылу гнева сказал много лишнего.
– Мама, папа, что случилось? – на балкон выглянула заспанная Алиса.
В своей смешной и трогательной пижамке с вишенками и многочисленными оборочками она казалась маленькой девочкой, хотя уже ходила в школу.
– Ничего, солнышко, иди спать, здесь прохладно, я скоро приду, – ласково заворковала Елена.
Но Алиса выскочила на балкон и обняла Максима, а потом и Елену.
– Не ссорьтесь, пожалуйста, я слышала, как вы кричали.
– Мы не кричали, – возразил Максим.
– Пап, давай к нам. Ты же видел, что у нас есть маленький диванчик. Так хорошо будет втроем, а можно вообще всем вместе на кровати спать. Мне Катя говорила, что они так иногда спят с родителями по утрам, а еще ее маленькая сестренка Вика прибегает. Может, родите мне еще сестренку? – она подмигнула родителям и, взяв их обоих за руки, пыталась потянуть в сторону своего номера.
Максим нехотя высвободил руку.
– Лис, всем пора спать. Завтра утром мы все втроем позавтракаем, а потом пойдем на море.
Елена не проронила ни слова.
– Ладно, – понуро согласилась Алиса. – Спокойной ночи, папочка! – И нырнула в темноту комнаты.
– Не надо ее расстраивать, ты же знаешь, какая она чувствительная, – прошептала, словно прошипела Елена.
– Всю жизнь она не сможет расти тепличным цветком, скоро ей станет тесно в твоей теплице или настоящая жизнь разрушит ее.
– Я буду защищать ее столько, сколько потребуется!
– От всего не защитишь.
– Ты не знаешь, на что я способна.
– Боюсь, что знаю. И ты готова защищать ее даже от родного отца?
– Если потребуется, то да. И ничто меня не остановит.
