Дверь со скрипом отворилась, и полоса света на миг ослепила. Я все-таки вижу!
От долгого пребывания в темноте, уже стало казаться, что я утратила эту способность. Но, Пресветлый Аэр, почему так рано?! Кажется, не прошло и нескольких часов после теткиного визита, и новой порции издевательств я просто не выдержу. Неужели мой последний час настал?
– Эй, Рэнни? – позвали шепотом.
Сестра? Этой-то какого штарна тут понадобилось, пришла добить?
– Ирения? – позвали чуть громче, раздраженно растягивая гласные, как всегда, когда Анаретт не получала чего-нибудь по первому требованию.
Даже с закрытыми глазами, я представляла, как капризно кривятся губы принцессы, но отвечать не стала. И пусть добивает! Какая мне разница? Луч света упал на лицо, и, сестра рвано вдохнула.
– Рэнни, ты, вообще, жива? У тебя все лицо в крови!
Говорит так, будто я ем руками на светском приеме! Уж прости, не могу не истекать кровью после того, как на мне выместила злость твоя мамочка. Что лицо? Судя по ощущениям, у меня и с остальным как-то не очень…
– Рэнни?
Капризный тон сменила граничащая со страхом тревога. Не за меня естественно. Скорее, за результат действий тетушки, сегодня она и правда перестаралась. Сестра тихонько пихнула меня носком туфли в плечо и пронзительно взвизгнула. Фонарь опрокинулся, зашуршали юбки, послышались быстрые шаги.
– М-мамочки! Здесь пауки! Рэнни, один прямо на тебе!
Терпеть и дальше ее сопрано было невыносимо, пришлось ответить.
– А то я не знаю, – промямлила распухшими губами, даже не собираясь шевелиться.
Челюсть адски болела, но я все же спросила:
– Чего тебе?
– Вот, это вода. Пей!
Я с трудом разлепила веки, один глаз почти полностью заплыл, и фигура Анаретт дрожала и смазывалась в тусклом свете фонаря, который так и остался валяться неподалеку, норовя погаснуть на сквозняке. Попыталась поднять руку, но ничего не вышло. Когда ползла к стене, от шока не сразу поняла, что она сломана.
– Пей же! Вода тебе поможет, ведьма! – настаивала сестрица.
– Завидуешь моей силе, Анаретт?
Как ни плачевно было мое положение, но выражение лица сестры меня позабавило, наедине она никогда не пыталась строить из себя ангела. Я осклабилась, продемонстрировав испачканные кровью зубы, и Анаретт отшатнулась с таким отвращением, что я забеспокоилась: наверное, мои дела совсем плохи.
Но принцесса Миртенская быстро взяла себя в руки. Подобрала фонарь, приладив его на крючок у двери. Задрала повыше пышные юбки, оголив лодыжки едва ли не до колен, и тщательно потрясла ими – видать, побаивалась прихватить с собой мохнатого восьмилапого друга. Осторожно переставляя ноги, снова приблизилась и протянула мне бурдюк.
– Рэнни, пей! – потребовала с нажимом.
Вода, свежая и чистая, полилась прямо на мои разбитые губы. Я сдалась. Открыла рот и, захлебываясь, принялась глотать. Живительная влага тут же разлилась холодком по телу, унимая боль. Нескольких глотков оказалось достаточно, чтобы стало намного лучше. Чувство такое, будто погасили жаровню и вынули из меня вертел. Я даже застонала от разом наступившего облегчения.
– Довольно!
Добрая сестренка убрала в сторону бурдюк раньше, чем я смогла его схватить рукой.
– Остальное, когда согласишься помочь мне.
Прекрасный размен, ничего не скажешь. Надо было сдержаться и устоять от соблазна, а то теперь не смогу тихо умереть без спроса всем назло и лишний раз досадить тетушке.
– Чего ты хочешь? – устало спросила я, отметив, что теперь челюсть повинуется намного охотнее.
Губы тоже зажили, и речь больше не причиняла прежних мук. Разговаривать лежа у ног Анаретт было унизительно. Ненавижу чувствовать себя такой слабой! Я сделал усилие и сумела сесть, тяжело дыша и морщась от резкой боли в груди и руке – чтобы срослись кости трех глотков воды, пусть и из источника Аэра, явно недостаточно.
Сестренка улыбнулась, наблюдая за мной, и в ее глазах мелькнул и пропал алчный огонек, скрытый густыми темными ресницами. Точно такими же, как у меня, что в неверном свете едва тлеющего фонаря казались еще гуще. Я насторожилась, дело явно нечисто, и мне готовят новую каверзу.
– Хочу, чтобы ты на время стала мной, – наконец, выдала она.
Ответ Анаретт оказался настолько неожиданным, что я поперхнулась воздухом и закашлялась, едва сдерживая рвущийся наружу истерический смех. Наверное, и захохотала бы в голос, если бы не болезненность процесса. Дышать, смеяться и кашлять было весьма затруднительно. Похоже, тетушка сломала мне ребро.
Медленно выдохнув, потребовала:
– Еще воды.
Анаретт поколебалась несколько мгновений. Наконец, что-то решив для себя, огляделась вокруг и, приметив мятую собачью плошку, плеснула в нее немного и протянула мне.
Аккуратно, чтобы не расплескать ни капли, взяла и выпила. Воды едва хватило на пару глотков.
– Боишься, исцелюсь слишком быстро, и тетя узнает?
В точку, судя по тому, как недовольно блеснули синие глаза.
– Мама запретила мне сюда приходить, – призналась Анаретт.
– Что, зрелище не достойное принцессы?
Сестра повела плечом и зябко обняла себя руками, затем спохватилась:
– Замолчи! Ты прекрасно знаешь, что я не одобряю такого к тебе отношения, но мама… Порой, она перегибает палку. Зачем ты сбежала? Если бы не… – сестра осеклась, осознав, что если бы я не сбежала, то сейчас была бы мертва.
Я ничего не сказала. Вместо этого проглотила последние капли влаги и прошлась языком по изгибам миски. Анаретт брезгливо скривилась, а я глубоко вдохнула, радуясь, что теперь почти не больно.
– Так ты согласна?
Сестрица не отличалась терпением, и обычно мне доставляло удовольствие ее злить, это единственное, чем я могла хоть как-то насолить ей. С другой стороны, стоит выслушать, что она удумала. Вдруг это как-то поможет мне выбраться отсюда? Ощутив глоток свободы однажды, я уже не могу забыть ее вкус.
– Согласна на что?
– Поменяться со мной местами?
– Ты в своем уме? – я недоверчиво всмотрелась ей в лицо. – Посмотри, где мы находимся? Ты и часа здесь не протянешь.
Анеретт удивленно подняла брови и рассмеялась.
– Дура! Этого и не понадобится. Просто пообещай, что заменишь меня на время, и я помогу тебе. Ты ведь этого хочешь больше всего: уйти отсюда подальше и никогда больше не видеть мою мать и меня?
О, да! Это и есть моя заветная мечта, уйти и никогда не возвращаться, забыв точно страшный сон последние лет десять моей жизни.
– Поклянись!
Я уставилась на сестру как скряга на серебряный эйри, пытаясь понять, где подвох. В сердце ожившей птицей затрепетала надежда. Стоп! Не смей радоваться, осадила сама себя. Скорее всего это очередная каверза, которая закончится для меня болезненно. Если ее предложение просто попытка поиздеваться, сестра ни за что не пойдет на такое.
