Подслушивать – нехорошо. Особенно не подобает столь недостойное занятие девушке благородного происхождения. Но как удержаться, если за закрытой дверью большой гостиной речь идёт о твоей судьбе?
Прильнув к замочной скважине, Мелисса затаила дыхание, жадно вслушиваясь в доносящиеся из комнаты слова. Пришлось скрючиться так, что корсет нещадно впивался в рёбра. Будет очень неловко, если кто-нибудь застанет её в таком положении.
А впрочем, есть ли что-то более постыдное, чем то, что уже произошло с их семьёй?..
– У нас нет выбора, – говорил отец. Его голос, всегда такой уверенный и сильный, сейчас звучал непривычно – безнадёжно и глухо. И от этого по коже подслушивающей разговор главы семьи с женой девушки пробегали мурашки, похожие на колкие кусочки льда.
– Но… – начала матушка. Она говорила с достоинством истинной леди, которое не отнять в любых обстоятельствах. Однако всё же и её голос дрогнул, как надтреснутый хрусталь, и у Мелли упало сердце. – Неужели совершенно ничего нельзя сделать? Разве мы утратили покровительство её величества?
– Королева не пойдёт против воли супруга! – почти выкрикнул отец, но тут же откашлялся, точно испугавшись своего порыва. – Хорошо ещё, что у нас не отобрали дом и не пустили по миру! И что тюремное заключение ожидает только моего брата, а не каждого члена семьи!
– Но наши дети…
– Значит, такова их судьба, – сказал, будто обрубил, он, и Мелисса, сдув упавшую на лицо светлую прядь волос, до боли закусила губу.
– Мелли – ещё ребёнок. Как она будет жить среди этих… существ? А если они обидят её?
– Уже не ребёнок. Она девушка на выданье. А вот кому в конечном итоге отдадут её руку, ещё не решено.
– Тогда почему она не может оставаться до замужества в родительском доме?
– Потому что это наказание, Хелена. Для всех нас. Артуриус заигрался в интриги, пошёл против его величества, а пострадал весь наш род. Ему повезло, что у него нет детей. Но у нас они есть, и теперь их жизнью распоряжаемся не мы.
Сейчас глава семьи говорил почти спокойно, терпеливо разъясняя жене ситуацию, в которой они оказались. А ведь начиналось всё с пари, заключённого его старшим братом с кем-то из приятелей. По крайней мере, так сказал он сам, вернувшись в тот вечер домой. Кто же знал, что они там в своём закрытом клубе для аристократов не просто вели разговоры о политике, но и задумали вмешаться в неё? Свергнуть короля, чтобы посадить на престол его дальнего родственника!
Но заговор раскрыли, и теперь дядюшку Мелиссы ожидало тюремное заключение, а их самих… Она всхлипнула и слизнула с нижней губы солёную капельку выступившей крови. Их забирали из семьи, точно котят у кошки, и насильно разводили в разные стороны. Старшую дочь Мирту отдавали замуж в далёкий Лардет, сына Эдмонда забирали в королевскую армию, а младшую… Даже подумать страшно!
В голове будто зазвучал нянин голос. Песня, которую она пела им перед сном, когда непослушные дети не желали засыпать. «Злой зубастый волк придёт и с собою унесёт на край света в тёмный лес, где деревья до небес».
Злой зубастый волк…
В коридоре послышались чьи-то шаги. Мелли поспешно вскочила, оправила платье и, поморщившись от колющей иголками боли в затёкших ногах, отправилась в свою комнату. Туда, где уже начали укладывать её вещи.
Сборами руководила нянюшка – высокая дородная женщина с таким румяным лицом, словно её щёки натирали свёклой. Но сейчас и она выглядела бледной и обеспокоенной. Однако о деле не забывала – даже переживая о судьбе своих воспитанников, не бездельничала сама и горничным не давала.
– Поторапливайтесь, ленивицы! – прикрикивала она на девушек, которые ловко складывали наряды Мелиссы, следя за тем, что они не помялись. – У моей голубки и тёплых платьев-то не найдётся! У нас здесь нет нужды в одежде из шерсти, а там, на севере…
– Не волнуйся, – обнимая няню за покатые плечи, произнесла Мелли, прикрывая глаза и вдыхая знакомый запах, который обволакивал и успокаивал её ночами, когда приходили плохие сны. От няни всегда пахло хорошо – свежей сдобой, мёдом, сушёными травами. Пахло домом. – Пожалуй, необходимое мне смогут сшить и на новом месте. Ведь носят же что-то их женщины.
– Их женщины – волчицы!
– Уверена, что не все.
– И кто только придумал отправлять мою девочку именно туда? Мало ли других мест в мире? Из тех краёв даже письма наверняка не доходят! А холод? Да ты ведь никогда и не знала настоящего холода, бедняжка!
Мелисса вздохнула. Няня любила её – возможно, даже больше, чем родная мать. Но сейчас эти слёзы и причитания только добавляли масла в огонь. Нет тёплой одежды, нет привычки к холоду – это Мелли и так про себя знала. В семье она младшая, а потому её холили и лелеяли, с самого детства заваливая подарками. Девочка ни в чём не знала отказа и всё же не выросла избалованной гордячкой. Во всяком случае, так казалось ей самой.
И в эти минуты душа у неё болела не только о собственной судьбе, которая уводила в неизвестность, словно в густой туман. Тревожилась Мелисса и за брата, которому предстояло служить в королевской армии, и за сестру, чью руку отдавали незнакомому мужчине, и за родителей. Даже за своего непутёвого дядю, по вине которого они все оказались в нынешнем положении.
Карета тряслась на дорожных ухабах. С надеждой заснуть Мелисса распрощалась ещё несколько миль назад, читать тоже не получалось, и теперь девушка просто смотрела в окно на однообразный пейзаж, который постепенно сменялся на другой. Она покинула родовое поместье рано утром. Отец прощался сдержанно, матушка и сестра старались не плакать, и только нянюшка лила слёзы, которых с лихвой хватило бы на троих. «Как в последний путь провожают», – в голове Мелли промелькнула неприятная мысль, следом за которой пришла другая, куда более отчётливая. А ведь ей действительно не суждено больше сюда вернуться. Из Приграничья она отправится к неизвестному пока жениху, но никак не под родной кров.
Дорога лежала в стороне от Маргенты – столицы, где Мелиссе довелось побывать всего дважды за её девятнадцатилетнюю жизнь. Наверное, это тоже можно счесть наказанием. Ведь не ей, представительнице опального рода, любоваться на улицы большого красивого города, башенки королевского дворца и окружающий его ухоженный парк. Нет теперь для неё никакой радости, никакого праздника, никакой надежды. Её не представят ко двору, ей не придётся танцевать на балах, обмахиваясь веером и бросая лукавые взгляды на кавалеров. Мирта учила младшую сестру, что в таких местах имеется свой тайный язык, и с помощью веера можно подавать всяческие послания. Но теперь эта наука Мелли ни к чему, да и веер свой, подаренный на день рождения, она оставила дома.
