Александре, Ирине и Валентине
Трем
моим
любимым
женщинам
Только великая боль приводит дух к последней свободе: только она помогает нам достигнуть последних глубин нашего существа, – и тот, для кого она была почти смертельна, с гордостью может сказать о себе: я знаю о жизни больше…
Фридрих Ницше
Я очнулась, когда лучи полуденного солнца коснулись краешка моей больничной койки. Переждав минутное помутнение сознания, я стараюсь оторвать от подушки голову, которая, кажется, стала в несколько раз тяжелее. В палате так тихо, что я слышу каждый удар моего сердца. Пытаюсь вспомнить, почему я нахожусь здесь, но это оказывается не такой уж и легкой задачей. Небольшие клочки воспоминаний всплывают у меня в сознании, и за каждое из них я пытаюсь ухватиться. И вот когда мой взор падает на мою руку, которую стягивает повязка из бинта, все воспоминания складываются в единый пазл и дают, наконец, долгожданный ответ.
Я пыталась покончить с собой.
Я так долго ждала тот вечер. Еще учась в младшей школе, я представляла, в каком платье буду на выпускном, с какими украшениями и прической. И вот когда я уже была одета в то самое платье, о котором мечтала, и держала в руках измятый листок с торжественной речью, которую должна была прочесть перед остальными выпускниками и учителями, я улыбалась и поражалась тому, как быстро летит время.
Я даже представить не могла, что тот самый долгожданный вечер в одночасье заставит рухнуть весь мой привычный мир.
Если бы вы меня случайно встретили на улице, то я бы вам не запомнилась. Я обычная, с обычной фигурой, с обычными черными волосами, которые вкупе с бледной кожей придают мне вид вампира или же смертельно больной девушки. Абсолютно ничем не примечательная личность со своими недостатками и горсткой достоинств.
Но в тот вечер я была сама на себя не похожа.
Я выглядела совсем взрослой. Даже выражение лица изменилось. Оно теперь было такое сосредоточенное, серьезное. И это платье, сшитое на заказ, так дополняло меня. Черное, усыпанное микроскопическими блестками. Роскошный, объемный подол прятал мои ноги.
Ровно три часа и пятнадцать минут мама кружила надо мной с расческой и лаком для волос. Это стоило того. Она превратила мои безжизненные волосы в прекрасные локоны. Мама в прошлом стилист, поэтому ей под силу превратить такую неряшливую девицу, как я, в настоящую принцессу.
Нина, моя младшая сестра, все это время сидела напротив меня и следила за действиями мамы.
Нине всего шесть, она до беспамятства влюблена в балет, не пропускает ни одного занятия в своей балетной школе, и все стены ее комнаты облеплены фотографиями известных балерин, на которых она старается равняться.
– Я хочу быть такой же, как Вирджиния, – вопила Нина.
– Почему? – спросила я.
– Потому что ты красивая, умная и еще твой парень похож на Зака Эфрона.
Я начала смеяться.
– Кстати, а этот твой Скотт где собирается учиться? – спросила мама.
– Он еще не решил. Но все равно переедет в Коннектикут, чтобы быть со мною рядом.
– Как мило, – язвительно сказала мама.
Я встречалась со Скоттом два года, и все самые прекрасные моменты моей жизни были связаны именно с этим периодом. До него у меня не было ни с кем отношений, поскольку у меня всегда в приоритете была учеба и только учеба. Со Скоттом мы учились в одной школе, но никогда не общались и очень редко встречались и лишь на вечеринке по случаю дня рождения моей подруги Лив мы и познакомились. Хотя «познакомились» громко сказано. Он и Лив тащили мое пьяное тело до дома. Признаться, это был первый случай в моей жизни, когда я напилась до такой степени, что мое сознание вырубилось на несколько часов. На следующее утро Скотт пришел меня навестить, и лишь тогда я смогла его хорошо разглядеть. Коротко подстриженные светло-русые волосы были вздернуты вверх, и он мне напоминал ежика. Верхняя губа тонкая, нижняя пухлая. Глаза цвета хмурого неба. Темные, прекрасные. Я никогда не считала себя настолько красивой, чтобы нравиться мальчикам, поэтому была очень удивлена, когда он обратил на меня внимание. У него своеобразное чувство юмора. Вспыльчивый характер, но меня это даже привлекало в нем.
Наше общение со Скоттом вызвало резкие изменения в моих отношениях с мамой. Она, наверное, с самого моего рождения мечтала, чтобы я поступила в Йельский университет и посвятила свою жизнь науке. И, как полагается, мама посчитала Скотта прямой угрозой ее планам. Нередко у нас случались настоящие семейные скандалы, когда я собиралась на свидание. Лишь папа был на моей стороне, всегда говорил маме, что я уже взрослая и вполне могу принимать самостоятельные решения. И даже в тот роковой выпускной вечер он дал нам со Скоттом в распоряжение свой новый кабриолет, поскольку машина Скотта была в ремонте.
– Пап, ты серьезно?
– Да, сегодня я слишком добрый.
– Спасибо. – Я кинулась в папины объятия. – Я тебя обожаю.
– Держи. – Папа дал мне ключи от своего нового кабриолета. – Надеюсь, с ней все будет в порядке?
– Конечно.
– Скотт, а вы хорошо водите машину? – спросила мама. От ее холодного тона у меня мурашки побежали по спине.
– Эмм… разумеется.
– Ты только ничего не подумай, просто мы доверяем тебе нашу дочь.
– С ней все будет в порядке, миссис Абрамс.
Я чувствовала, что Скотт начал нервничать. Он так крепко сжал мою кисть, что я чуть не взвизгнула.
– Ну, я думаю, нам пора идти, – сказала я.
– Удачи.
– Хорошо повеселитесь там, – промолвил папа.
Мне давно следовало понять, что наши отношения со Скоттом уже не те, что были раньше. Мы реже виделись, созванивались. Скотт стал скрытным, скупым на откровения. Но меня тогда это нисколько не настораживало, мне казалось, что все происходящее объясняется стрессом из-за экзаменов.
Начиналась торжественная часть. В центр сцены вышел наш директор Кларк Смит и начал говорить свою наизусть выученную речь. Он шепелявил, и из-за этого половина того, что Кларк говорил, было непонятно. В конце своего выступления директор «натянул» на лицо улыбку и ушел. Далее на сцене появилась миссис Верховски, заместитель директора. На экране, позади нее, отображались фотографии лучших учеников школы. Среди них я нашла и свою. Верховски начала рассказывать про то, каким был этот год. Я, как и все присутствующие, еле-еле удерживалась не заснуть. Но оказалось, что на этом «веселое» мероприятие не заканчивалось. На сцену то и дело выходили какие-то важные люди с записанными на бумаге поздравлениями, затем каждый из них рассказывал про то, как он учился в школе. Мои веки перестали меня слушаться, я чувствовала, что вот-вот засну на плече у Скотта, но тут со сцены донеслось мое имя.
– А сейчас мы предоставляем слово одной из наших лучших учениц Вирджинии Абрамс.
