Глава 1. Жизнь на сковородке
Он осторожно высунулся из норы и огляделся. Кругом никого, ничего, пусто. Он быстро выбрался из расщелины. Во все стороны до самого горизонта и дальше дышала нестерпимым жаром мертвая пустыня. Сотни километров сухой окаменевшей земли, изборожденной неровными шрамами трещин. Мэй взглянул наверх. Солнце уже село, из черного, ясного и гладкого как глазурь неба светили звезды. Они жалобно мерцали сквозь раскаленный струящийся воздух. Беззвучный горячий ветер дул прямо в лицо, не давая прохлады. Он прислушался. Где-то далеко справа тишину нарушил слабый шорох. Мэй бросился на звук. Он бежал несколько минут, пока что-то не метнулось у него из-под ног. Мэй не мог разглядеть, кто это, потому что он был серый на сером, и к тому же было темно.
Зверек вдруг скакнул в сторону и исчез в узкой щели между камней.
– Лысый ёж! – шепотом выругался Мэй. Он просунул руку в щель и нашарил маленькое существо. Оно вгрызлось ему в руку, но ему было все равно. Почувствовав в пальцах его голову, он сильно сжал ее. Пискнуло, хрустнуло, затихло. Мэй попытался вытащить его, но щель была слишком узкой, чтобы в нее пролезла его добыча и рука, сжатая в кулак.
– Дважды лысый ёж! – пробормотал Мэй. Сильно ободрав руку, он все-таки вытащил из камней безвольное серое тельце. Он взвесил его в руке и прикинул, что хватит на два-три дня. «Сегодня, скорее всего, больше ничего не выловить», подумал Мэй.
Он вернулся к норе, спрятал свою добычу и отправился к скважине. Это было довольно далеко. «Почему я не поселился поближе к скважине?», размышлял Мэй, изнывая от жары.
Он стал вспоминать. Сначала на ум пришли смутные воспоминания из раннего детства. Тогда все было яркое, влажное и разноцветное. А потом стало быстро увядать. Куда девалась вода, неизвестно. Все пошли искать воду. Но казалось, весь мир превратился в пустыню. Земля становилась все более сухой и твердой. Вот почему он срочно вырыл нору в первом попавшемся месте. А скважину пробурили уже потом, когда последние ручьи пересохли.
Из темноты показался рассохшийся деревянный указатель. Он указывал три разных направления: туда, сюда и обратно. Возле него была идеально круглая дыра в земле – скважина. К указателю цепью приковано ржавое ведро. Мэй, обжигая руки, осторожно взял цепь, адски раскалившуюся за день от солнца. Он быстро опустил ведро во тьму скважины. Странный мягкий звук насторожил его. Должен был быть совсем другой звук – плеск. Потом бы он очень аккуратно, как самую великую драгоценность, вытащил на поверхность пол ведра грязно-бурой жижи, перелил бы в банку из-под «То, что надо» и отнес домой.
Разрываемый жутким предчувствием, он быстро вытащил ведро. Так и есть, точнее – нет! Ни капли воды, лишь горсть влажного песка.
– Тысяча лысых ежей! Какого дикобраза?!
Он судорожно вскочил и замер на месте. Он не знал, что делать. Неужели, все кончено? Умирать совсем не хотелось. Это ведь так ужасно, лежать и лежать, как идиот. И ты вроде бы здесь, но тебя уже нет. И никто тебя больше не замечает, кроме падальщиков и трупных червей, которые, наоборот, вдруг резко тебя заметили, обрадовались, как старому другу и подумали: «У-у-м, вкусняшка!».
Мэй затравленно огляделся. Он вздрогнул. Прямо перед ним возле указателя сидела большая двухголовая ящерица и таращила на него свои немигающие фосфорицирующие глаза.
– Здравствуйте, – вздохнул он. Она не ответила. – Вода кончилась, – прокапитанил Мэй.
Ящерица улыбнулась обоими ртами и хитро сощурила все четыре глаза.
– Да, все уже кончилось, – сказала одна голова.
– Нет, все только началось, – возразила другая.
И тут же ящерица исчезла, так же как и появилась, как будто ее и не было.
Мэй пожал плечами, посмотрел на указатель и пошел по направлению обратно. Вскоре он вернулся к себе в нору. Перед тем, как залезть туда, он снова посмотрел на небо. Оно слегка посветлело на западе, и звезды стали бледнеть. В зените висела какая-то странная штука с рваными краями. Она была маленькая, серая и полупрозрачная. Мэй залез в нору и лег спать.
Он проснулся и долго лежал, тяжело дыша. Спальня находилась в пяти метрах под землей, но от стен все равно жарило, как в духовке. Очень хотелось пить. Мэй вышел в прихожую, она же гостиная, столовая и кухня. Он достал из кладовки свою вчерашнюю добычу и собирался ее приготовить, но есть не хотелось. В воздухе висела непроницаемая ватная духота. Он кинул быстрый взгляд на чахлый цветок, стоящий в горшке на столе. Когда-то давно кто-то умный посоветовал ему держать в доме растение, потому что они дают кислород. Цветок странно искривился, фиолетовые листья засохли, побурели и поникли. Может быть, поэтому так трудно дышать?
– Ну, супер! Сначала вода кончилась, потом кислород! Что еще придумают? Десять тысяч дикобразов! Задница зубастая!
Он почувствовал, что теряет сознание, вдохнул горячий воздух и закашлялся. Голова кружилась. Ему вдруг показалось, что раскаленные каменные стены давят на него. Он выскочил из норы и по привычке зажмурился, ожидая, что в глаза ударит слепящий свет солнца. Этого не случилось. Он осмотрелся, взглянул наверх и остолбенел от удивления и ужаса. Странная штука, которую он видел вчера, уплотнилась, потемнела и разрослась на полнеба. Это была туча, догадался Мэй, просто он не видел туч так давно, что успел забыть, как они выглядят. Он сел, обхватив руками колени, и стал смотреть на тучу, запрокинув голову и широко улыбаясь. Он ждал. А она все росла и росла. Стало даже страшно смотреть на нее. Стало темно, как ночью. Тучи заслонили все небо. Они клубились, перемешиваемые ветром, и с каждой секундой становились все гуще, тяжелее и свирепее. И когда стало казаться, что они сейчас обрушатся и раздавят к чертям весь мир, на землю упали первые капли дождя. И через секунду весь мир наполнился шорохом, словно бесчисленные стада маленьких обезумевших существ носились по пустыне. Мэй издал странный невнятный крик и впал в истерический восторг, граничащий с безумием.
Очнувшись, он оказался сидящим в своей расщелине по горло в грязной бурлящей воде. Он выпил столько воды, что ему стало плохо. Он нырнул, через минуту вынырнул снова. Кругом вода: бурлит внизу, потоками льется сверху. Так много воды и темноты, что не видно даже самого себя. Еще вчера жители пустыни готовы были поубивать друг друга ради одного глотка воды. А теперь ее было так много… даже слишком много.