Посвящается Вадиму Филатьеву
23 апреля. Внезапный звонок. Разговор с Вадимом Филатьевым по телефону.
– Ира! Ты можешь сейчас говорить?
– Да, Вадим, конечно, рада тебя слышать.
– Я вот что хочу сказать.
Я долго держал твой портрет, т. е. мой портрет, написанный тобой, повернутым к стенке. Стеснялся его показывать. Он получался выше Иисуса. Иисус у меня ниже висит. А недавно я его повернул и опять увидел, как же ты меня поняла. Ты самое главное разглядела во мне. Вот это мое состояние и крестик. Мне у тебя нравятся три вещи: портрет Куликовой, мой портрет и экспрессивный котик, которого я у тебя выпросил. Ты знаешь, мне как писателю лет на 50 обеспечена жизнь. Я надеюсь, что ты доживешь и увидишь, что твои труды не напрасны. Я-то сковырнусь скоро.
Кажется, что он не пьян. Ну разве немного…
– Спасибо, Вадим. Я тоже как раз вспоминала об этом портрете недавно. Хорошо, что ты меня тогда подталкивал. А так бы ничего не получилось. Я же хотела большой ваш общий портрет с Оксаной сделать.
– С Оксаной хорошо бы. Но это потом. Я вспоминал – в К. три человека мне дороги только: Ты, Антипин и Оксанка. Антипина нет уже. Но нам нужно как-нибудь встретиться.
– Обязательно. Я теперь легка на подъем.
Договорились на завтра. Сижу в электричке. Смотрю на платформу. Круглолицый мужчина прощается с женщиной. Два раза целуются в губы. Это трогательно и смешно. Соседи сели рядом, дачники. Муж и жена в возрасте. Но по разговору телефонному я поняла, что она ему не жена. С женой он разговаривал по мобильному. А мне-то что.
Ехала в электричке и всю дорогу читала книгу В. Ов-ва «Прогулки с учителем». Решила подарить все-таки Вадиму. У него день рожденья был, кажется, первого апреля. Забыла поздравить. Вот это и будет подарком, пусть с запозданием. А вторая книга о духовной практике Франклина Меррелла-Вольфа «Пути в иные измерения». Я ее раньше, много лет назад, читала очень часто. Она, можно сказать, была у меня настольная. Третья – одна из 10 книг, c которыми я не расстаюсь.
Звонок телефонный.
– Ира, ну как?
– Еду. Буду на Ладожском через два часа.
– Ну хорошо, – он обрадовался. – Я встречу тебя на вокзале, маршрут на первое время у меня уже разработан.
Когда второй раз звонил, он уже решил встретиться в другом месте.
– Я жду тебя у гостиницы «Московская».
Зеркало на Ладожском вокзале в женском туалете. Я в него часто смотрю, когда приезжаю для прогулок. Вижу в нем свое отражение и отражение женщин, стоящих в очереди в туалет. Часто я сама себе не нравлюсь. А сегодня я философски к этому зеркалу отнеслась. Я прочитала, что вселенная отражает нам наши мысли и чувства. Не знаю, правильно ли я поняла. Нужно еще вникать. Сегодня в этой поездке я все воспринимаю как знаки. Мужчина зашел в женский туалет и долго стоял, не понимая, куда он попал. Потом вышел.
Женщина с собачкой закатила коляску. И с коляской зашла в кабинку. Забавно.
Все шло хорошо. Но в электричке метро появился безногий нищий калека, передвигался по вагону с приговоркой: «Используй шанс помочь калеке». Я дала ему немного мелочи. Вышла из метро и направилась к киоску с водой. Передо мной стояла маленькая женщина. Она не могла дотянуться до прилавка. Вырвала с руганью протянутую тарелку. Рассыпала на ней свою мелочь и начала считать, злобно ругаясь. Вверху высоко на прилавке лежал ее пирожок. Я взяла его и подала его ей.
– Она еще не заплатила, – сказала девушка-продавец.
Я взяла тарелку с мелочью и подала ее продавщице. Та стала считать. А маленькая покупательница скрылась. Продавщица покачала головой. Не хватает пятнадцати рублей. Я улыбнулась:
– Раз я влезла. Я заплачу.
– Да, придется платить вам. Тут такие особы ходят…
Я купила бутылку воды 0,5 литров негазированную «Минскую». Заплатила за себя и за женщину. В мой мир ворвались эти образы уже из мира Вадима. Я это поняла. Он где-то здесь, где-то рядом. Это не мое. Помню, однажды мы с ним стояли на вокзале в К. и говорили о своем. Потом он подошел к кассе и что-то возразил кассирше. Когда отошел, поделился каким-то возмущением со мной. Кассирша вышла из своей загородки, подошла к нему вплотную и громко на весь вокзал что-то стала доказывать. Я тогда так удивилась. Не было особого повода. У меня никогда не бывает таких эпизодов и необъяснимой агрессии со стороны мира.
Я прогулялась ко входу в гостиницу, но его там не нашла. Еще походила. Подошла в выходу из метро и наконец увидела стоящего вдалеке ко мне спиной мужчину небольшого роста. Это он. Я подошла. Когда он повернулся, я удивилась. Мы виделись в прошлом году или позапрошлом, но за это время мне показалось, что он сильно постарел. Лицо красное и опухшее. Борода рыжая и усы. Я никогда не встречала его с бородой. Он наверняка почувствовал мое замешательство, и я стала оправдываться, лепетать о том, что к его бороде не привыкла.
– Ты изменился…
Он, похоже, тоже в моем внешнем виде разочаровался.
– Я тоже изменилась…
Первая минута узнавания. А виделись год или два назад. У меня стоит еще перед глазами его образ молодой. С задумчивыми глазами, утонченными чертами лица. Эту красоту вобрал написанный мной портрет. И их дети с Оксаной взяли эту утонченность черт.
– Оксана часто приезжает?
– Нет, раз в месяц.
Как-то странно живет у подруги жены в СПб. вот уже лет шесть, наверное. А с женой мечтают жить вместе, когда квартиру купят. Оксана как-то говорила: «Сын без отца вырос». Но они все равно вместе. Браки разные бывают.
– Давай направимся на берег Невы. Раньше у меня была традиция – сидеть у воды на скамейке и подводить итоги.
– Туда мы прогуляемся в другой раз. А сейчас пойдем в мое любимое местечко. Я приготовил тебе сюрприз, – говорит этот новый обросший Вадим.
– Что за сюрприз?
А! Мы направились в Лавру. Перед входом он низко поклонился и перекрестился три раза. Я тоже. Хотя моя гордыня внутри меня часто мне не давала этого сделать. И я подумала, что мне не мешает лишний раз преклонить свою гордую голову у всех на виду. Солнце светило. И мы оказались уже в волшебном весеннем мире вербного воскресенья. Люди несли вербочки.
«Мальчики и девочки веточки и вербочки понесли домой».
А. Блок.
Мне бросилась в глаза ухоженность у главного входа, посаженные южные растения, цветы.
– Какое замечательное место.
Там в Некрополе бродит моя частичка Ира Губанова и сочиняет стих:
У людей замедлены движенья,
На скульптурах горести печать.
Я пришла сюда для отрешенья,
Постоять, подумать, помолчать.
Второе четверостишие совсем другого ритма. Но мне тогда было на это наплевать. Ведь я писала только для себя. И было это все живое. Потом на Лито стала показывать В. А. свои неумелые стихи и начала учиться. В конечном итоге я научилась, но первозданность ушла. А этот стих был опубликован в газете «Красный треугольник». С. сделал мне подарок. Там же на Лито я увидела В-ва Ов-ва, книгу которого сейчас везла подарить своему другу. В интернете заказала и купила. Прекрасно помню В-ва. Он выглядел тогда старше и солидней всех учеников. Ему было лет 30 с небольшим. Имя мне сейчас пришло в голову – мистическое, несущее свое предназначение изначально. Чья-то он слава. Помню его прочитанные строчки стиха:
