Голос из-за каменной плиты
Мария Сантьяго сидела в сыром склепе и плакала, но не от скорби вовсе, ибо эти мертвецы были ей незнакомы – она плакала от боли и одиночества, от безысходности и безрадостности своей жизни.
«Он опять это сделал. Опять», – вертелось в ее голове, и слезы жгли глаза только сильнее.
Хосе – мужчина, с которым она перед ликом Господа связала свою жизнь, – ударил ее за то, что она опрокинула чашку с чаем.
Это было не в первый раз, и, Мария знала, – не в последний. Любое ее неосторожное слово, любое неловкое действие – и сильная большая рука бьет ее наотмашь, бьет с такой силой, что ноги не выдерживают, и она плашмя падает на пол.
В минуты отчаяния Мария убегала из особняка, а поскольку в окрестностях кроме скалистых склонов и бушующего моря ничего больше не было, она забиралась в склеп. Она не боялась. Наоборот – здесь ей становилось спокойно. Мертвые не могут причинить боль; боль причиняют только живые.
Мария сидела на крышке саркофага и неосознанно гладила каменную плиту. Пальцы нащупали резьбу – здесь было что-то выгравировано. Мария посветила лампой, с которой всегда убегала из дома, чтобы в темноте не оступиться на острых скалах, и обнаружила табличку с гравировкой:
Эулохио Фелипе де Энтрерриос-и-Руис
Кто такой, Мария не знала. Однако каждый раз, когда сюда приходила, падала именно на его саркофаг.
Они с мужем поселились в этом особняке совсем недавно. Вероятно, до них здесь жила какая-то дворянская семья, которая продала дом вместе со всем своим убранством и своими мертвецами. Род их, очевидно, был достаточно древний, потому что Эулохио Энтрерриос родился в 1704 году. Можно было только гадать, отчего эта родовитая семья решилась на продажу всего имущества. Марии логичной причиной казалась внезапная бедность, которая порой настигала даже самые богатые семьи.
– Древний, древний мужчина, – прошептала Мария, погладив крышку саркофага. Она испытывала какую-то странную щемящую нежность к лежавшему там мертвецу. – Наверняка слова «достоинство» и «сила» вы понимали иначе.
Мария стёрла со щеки слезу и тут же почувствовала жгучую боль от прикосновения. Наверное, после удара Хосе в этом месте налился синяк.
– Он думает, таскать меня за волосы и бить по лицу – это сила, – пуще прежнего разрыдалась Мария. – Я его меньше в два раза, и если попытаюсь отбиться, то все равно с ним не справлюсь. За что он это делает? Я не знаю. Что бы я ни сделала, все оказывается не так. А как сделать все так? Кто-нибудь бы объяснил мне, как надо!
– Ты не виновата, Мария, – раздался неожиданный голос.
Решив исповедаться мертвецам, Мария не рассчитывала услышать ответа.
– Ты все делаешь так, – продолжил неизвестный. – Но даже если попытаешься что-то изменить, он не остановится. Ему не важно, что ты делаешь. Он создаст повод из пустоты.
Мария сидела бледная, как полотно. Она не шевелилась, будто если неподвижно застынет, то станет невидимой, и некто, с ней говорящий, ее не заметит.
– Не пугайся, – сказал голос. – Ты часто сюда приходишь и плачешь. Сегодня ты впервые заговорила о том, что происходит. Судя по всему, твой муж – сущий демон. Я лишь хотел помочь добрым словом. Доброе слово – все, что у меня есть.
Мария не могла понять, кто говорит. Голос был глухой, как будто действительно раздавался из-под крышки саркофага, но вместе с тем – приятный, бархатистый, тёплый. От каждого услышанного слова по спине бежали мурашки, а сердце в груди трепетало, как пойманная в банку бабочка.
– Кто вы?.. – едва слышно спросила она.
– Эулохио Фелипе Энтрерриос-и-Руис к вашим услугам! – торжественно представился он. – Хотел бы я вежливо поцеловать твою прекрасную руку да, к несчастью, лишён подобной возможности. Я ведь просто мертвец в каменной коробке.
Мария соскользнула с саркофага и упала в пыль.
– Сиди, не стесняйся. Это нисколько меня не оскорбляет. Наоборот, приятно, что рядом находится красивая девушка.
– Я сошла с ума, – прошептала она, схватившись за голову.
Где-то с боку, под волосами, Мария нащупала засохшую кровь.
И откуда она там взялась?
Точно! Когда Хосе ее ударил, она упала и ударилась головой об угол тумбы.
Может, странный голос – следствие этой травмы?
– Ты не сошла с ума, и я тебе не мерещусь. Но если на то пошло, я думаю, нормальных людей вообще не бывает. У каждого есть свои тараканы, просто у кого-то их больше, у кого-то меньше.
Мария стала ползти к выходу, собирая юбкой платья вековую пыль.
– Куда ты?
– Это злая шутка? – спросила она дрожащим голосом.
– Не шутка.
– Все хотят свести меня со свету!
– Это не так, Мария. Ты можешь сейчас убежать, но запомни одну вещь: это не должно сойти ему с рук. Ты должна что-то делать, должна бороться. Ты добрая девушка и не заслуживаешь такого отношения. Ты заслуживаешь лучшего.
Мария уже поднялась и была в нескольких шагах от выхода, но голос слушала. Голос говорил верные вещи.
***
Следующим утром Мария сидела за туалетным столиком и глядела на себя в зеркало, обрамленное резной позолоченной оправой. Было неуютно: личная роскошная комната – они с Хосе редко спали вместе, – была обставлена мебелью, напоминающей произведения искусства, а Мария, побитая, нездорово-бледная и глубоко несчастная, была тут словно не к месту. Это был ужасающий контраст, потому что в таких покоях не живут настолько несчастные девушки.
Мария достала косметику и стала приводить себя в порядок. Полностью скрыть синяк ей не удалось, но он, по крайней мере, теперь уже не так сильно бросался в глаза. Ярко-красная помада делала акцент на губах и переманивала внимание на себя, а волна чёрных, как беззвездная ночь, коротких волос прикрывала покалеченную щеку. Легкое платье изумрудного цвета завершало образ, и Мария превращалась в блистательную аристократку. Внешний лоск, конечно, не делал ее счастливее, но приближал к тому, как должна выглядеть хозяйка богатого особняка.
Когда Мария спускалась в столовую по широкой, устланной мягким ковром лестнице, она словила жалостливые взгляды слуг. Конечно, они знали, что происходит – слуги вообще знают много больше, чем может показаться на первый взгляд, – но сделать ничего не могли. Впрочем, наверное, и не собирались вовсе: чего доброго, и сами получат по первое число.
С гордо поднятой головой Мария прошла через двери столовой и опустилась на бархатный стул. Хосе уже сидел во главе стола и листал утреннюю газету.
– Ты где ночью шлялась? – резко спросил он, не удостоив ее даже мимолетным взглядом.
– Гуляла, – глухо ответила Мария.
– С кем?
– Одна.
– И во сколько вернулась?
