До Григорьевска 55 км – 1,5 часа на электричке. Раньше он часто ездил в Григорьевск на рынок за одеждой, из продуктов что купить, рынок большой, последнее время как-то стало недосуг: обленился, может, а тут собрался. Все хорошо, только вот туалет в Григорьевске то работал, то не работал, один раз он чуть в штаны не наделал, совсем было невтерпеж. Андрей, сосед, говорил, что это инконтин… енция. Энурез. Недержание. Ленька говорил, что это простатит и легко лечится «Простамолом», что по телевизору рекламируется. Дорогой. Он целый год пил «Простамол»: пользы никакой. Только потратился. Петрович, энергетик, сходить не мог: позывы были, а сходить – никак… Если на то пошло, уж пусть лучше будет инконтин… енция, чем закупорка, как у Петровича. Сходить можно и за углом, а вот когда сходить не получается – совсем плохо. Напротив магазина «Ткани», метров 400 от вокзала, был туалет, такой, не очень хороший в смысле санитарии, но до него еще надо было дойти, а это было непросто, когда приспичит. Тут как-то осенью поехал он в Григорьевск, в туалет на вокзале не сходил, торопился, понадеялся на туалет напротив магазина «Ткани», а туалет не работал. На рынке был туалет, это метров 500, но он уже терпеть не мог, зашел за гаражи… А что еще оставалось делать? Надо было как-то выходить из положения.
Вот уж вторую неделю температура воздуха держалась на отметке 24—28 градусов. Цвела черемуха. Тепло, как летом. Он в джемпере, пока дошел до вокзала, вспотел, но не возвращаться же домой переодеваться. Он хотел надеть футболку…
«С соседней станции вышел электропоезд №785 сообщением Даркон – Григорьевск, принимается на второй путь, будьте осторожны», – объявляла дежурная по станции. До Григорьевска было пять остановок – Жабино, Верхотурье, Утуг. Липовка, разъезд 130 км. Подошла электричка. Стоянка 2 минуты. «Осторожно, двери закрываются, следующая станция Жабино». Электричка тронулась. Женщина справа кому-то все звонила. Мужчина впереди, уронив голову на грудь, дремал. Путейцы в красных жилетах. Вошла контролер, блондинка, в сопровождении двух, наверное, уж на пенсии, седовласых охранников в черном. Проверка билетов. Почти все окна в вагоне были открыты. Пуху, этакие белые парашютики, налетело… Страшно много. Он не хотел надевать джемпер: утром прохладно.
10 часов – не продохнуть, а что утром будет… Женщина справа все болтала по телефону. «…Двери закрываются, следующая станция Утуг». Еще остались две станции, разъезд и – Григорьевск.
В Григорьевске он первым делом пошел узнавать про туалет: работал, не работал. Туалет был платным – 15 рублей, коробок спичек. Кабинки. Туалетная бумага. Жидкое мыло. Воздушное полотенце. Даже уходить не хотелось.
Палило нещадно. Надо было надеть футболку, ведь хотел… Жара – как в июле. Кафе «Конфетка» вместо туалета напротив магазина «Ткани». Вот это номер! Был туалет – стало кафе. Так же, как в туалете, было две двери. В какую заходить? Ни графика работы кафе, ничего… Может, кафе закрыто. Прошло месяца два – чуть больше, с тех пор как последний раз он был в Григорьевске. Хороша «Конфетка»! Но вот дверь в кафе, где был мужской туалет, открылась, и вышла женщина средних лет, направилась в сторону рынка, оставив дверь открытой – заходи. Он зашел. Это была кухня. Кастрюли. Бачки. Теснота страшная – не пройти. На месте холодильника раньше были писсуары. Стенки в туалете все были в нехороших и не очень надписях: «Сходил в туалет – как заново родился, и снова можно есть, пить и веселиться». Тошнотворным был запах застоявшейся мочи. Он шумно втянул носом…
– Мужчина, вы не заблудились? Потеряли кого? – спросила одна из трех находившихся на кухне сотрудниц.
– У вас тут ни времени работы кафе. В какую дверь заходить?
– Вы правильно заметили, – согласилась женщина. – Исправимся. Проходите в зал.
Это из мужского туалета в женский, т. е. в зал, была дверь. Справа у стены стояли два стола, слева – стол. Вешалка для одежды. Свободного места немного. Меню. В основном это сладкие напитки, соки, мороженое, торты, булочки и, конечно, конфеты. Женщины притихли в ожидании заказа. Он ничего заказывать не стал: зашел посмотреть, что за «Конфетка»… «Сходить в туалет – как заново родиться, и снова можно есть, пить и веселиться». Чтобы снова сходить в туалет и заново родиться. Так жизнь и проходит.
Жара. Наверное, за 30. Лучше бы это был туалет.
Она сидела у булочной. Рябина раскраснелась. Бесстыдница. Тополя – красавцы. Она еще сидела бы, если бы не надо было идти в садик за внуком. Она вышла на улицу Луначарского, прошла рынок, «Сантехнику»…
Мужчина с усталым, в глубоких морщинах, лицом, тяжело дыша, прошел. Погода как по заказу. Тепло. Через неделю, а то и раньше, пройдут дожди. Лист осыпется. Там и до холодов недалеко.
Мария Петровна, «поющая женщина», слов не было, один мотив, мурлыканье, вышла из универсама с полным пакетом продуктов. Петь Мария Петровна начала года три назад, может, и раньше, а так молча проходила. Вела здоровый образ жизни, следила за собой, выглядела намного моложе своих лет, не скажешь, что на пенсии. Молодец баба!
Неожиданно для себя она тоже запела, замурлыкала. Что за песня, она так сразу не могла сказать.
Мать с дочерью. Мать совсем плохая. Без дочери, наверное, шагу не могла ступить. Хорошо дочь рядом, помогала. А есть дети – на родителей ноль внимания. Федька, тракторист, Галька рассказывала, так кричит на мать, что на улице слышно. Никакого уважения к родителю. Уткнутся в телефон – и ничего больше не надо. На уме один интернет. Как так можно?
На детской площадке у 35-го дома женщины сидели, смотрели, как дети играют. Тоже строили из песка домики, баловались. Детсад, школа, замужество… Незаметно, по нарастающей. И вот уже внуки большие. Праправнуки. То болит, другое. Жизнь не стоит на месте. Годы – как приговор. Ничего не остается, кроме как смириться, принять за должное.
Небольшая облачность.
У Катерины было открыто окно.
– Привет.
– Привет.
– Тепло сегодня.
– Бабье лето.
Катерина тоже уже на пенсии. Молодая – красавица была. От парней отбоя не было. Запила. Замуж так и не вышла. Жила с матерью. Отец после развода уехал. Из дома Катерина почти не выходила: артроз коленного сустава; сидела все у окна, махала знакомым рукой.
– Как жизнь?
– Ничего.
– Береги себя.
– Ты тоже… не болей.
Вчера женщина с красными волосами рылась в мусорных баках и сегодня что-то искала. Мужчина из 35-го дома, напротив школы, Софья рассказывала, каждый день в пять часов утра ездил, проверял мусорные баки; набирал барахла, что и багажник не закрывался. Куда он все это свозил? В гараж? На дачу? Ладно бы бомж или пьяница какой, а то ведь непьющий. Женат. Она тоже в прошлом году проходила мимо мусорных баков у депо – ваза лежала. Хорошая, не битая. Она взяла: не пропадать же добру. Дома была ваза, но маленькая. На днях выносила мусор, радиоприемник лежал. Хороший, только батарейки не было. Она купила батарейку, вставила, и радиоприемник заговорил, и по утрам она теперь слушала новости.
