Добралось тело до постели,
Мозги тотчас же улетели,
Сомкнулись веки, тяжесть уст,
И вижу – предо мной Иисус.
Глаза, как небо, голубые,
Одежды лёгкие льняные.
Походка лёгкостью красива,
Идёт навстречу – просто диво.
Не смел в глаза взглянуть Мессии,
Мужик я, родом из России.
Он подошёл ко мне, он рядом,
Я разговор веду с ним взглядом,
Сиянье звёзд нам не преграда,
Я рядом с ним. И в том – награда.
Стою и глаз поднять не смею,
Боюсь, спросить я не успею.
Про жизнь и счастье, про свободу,
Как пить нам всем Святую воду,
Хочу спросить я про Иуду,
Как победить его, паскуду!
«Несёт беду в честно́й народ,
Изжить он хочет весь наш род.
Продал он вас за серебро,
Продаст весь мир, его добро.
Распятье Ваше, наша Вера,
Любовью всё озарено,
Надежда жизни Православной,
О, ты, мой Бог, всегда со мной!
Когда на свет я вновь родился,
На теле крест Ваш появился,
Висит на нити, чуть дрожа,
К нему спешит моя душа.
Душа спешит, от Вас, от Бога,
Просторна светлая дорога,
Спешит, чтоб тело обуздать,
Чтоб телу чётко дать понять:
Влетела я на целый век,
Обузой стал мне человек,
Ведь тело нужно воспитать,
Чтоб Человеком ему стать.
И вижу: вот родился я,
Народ стоит у алтаря,
Священник взял меня на руки,
И не спеша в алтарь понёс.
Душа на взводе, тело плачет,
Зачем в алтарь? Ведь я же мальчик!
Куда, мой Бог, меня несут?
Несут в алтарь, крестить несут.
В алтарь меня священник внёс,
О, Боже, мой распят Христос,
Висит распятье на кресте,
Лик отражается в воде.
«Не бойся, – говорит он мне, −
Три раза окунись в воде».
Меня священник поднимает,
В купель три раза опускает.
Затем, подняв над головой,
Сказал: «Гляди, вот твой Святой,
Распят, страдает на Кресте,
Он будет жить в твоей душе».
Я мал ещё, не понимаю,
Смотрю на Крест, слюну глотаю,
Елейный крестик на челе.
Я был седьмым в моей семье.
Брат выносил меня из храма,
О, Боже мой, какая драма,
С Крестом и Богом разлучала,
Меня крестившаяся мама.
Мой крестик в сумку убирала
На дно и чем-то накрывала,
Спасала Крестик, не шутя,
Как кровное своё дитя.
Спасла! Свинцово-оловянный,
Да будь он хоть и деревянный,
Меня им в храме окрестили,
Навек с Крестом соединили.
Мы жили скромно, небогато,
На семерых одна зарплата,
С годами я всё больше рос,
Меня не покидал Христос.
Мой Крест в комоде сохранился,
Лежал, завёрнут в лоскуток,
И мама с лаской говорила:
«Тебе храню его, сынок».
Года – вода, текут рекой!
Я в детстве был совсем худой,
Святой присматривал за мной,
В семье я был тогда седьмой.
Пора мне в школу, мне шесть лет,
Лежит в комоде амулет,
Мой крестик со Святым распятьем.
Стоял в строю я в классе пятым,
За первой партой я сидел,
Учителю в глаза глядел,
Смотрел и слушал, как учили:
Про партию всё говорили.
Спасибо партии родной
За урожай и за покой,
За ту страну, где я родился,
За интернат, где я учился.
Спасибо Сталину, Хрущёву…
Но почему же не Святому,
Что слуг народа всех создал?
Учитель дальше продолжал:
Спасибо нашему народу,
Что плюнули в святую воду,
Что церкви разом разломали,
И поминать людей не стали.
Спасибо за социализм,
Что приведёт нас в коммунизм,
Спасибо этому, тому,
Отцу, что отстоял страну.
В войне он смело воевал,
Здоровье всё своё отдал!
Учитель смотрит на меня,
И продолжается бредня.
Спасибо нашему Иуде,
Что преподнёс Христа на блюде,
Чтобы его затем распяли,
И мы чтобы его не знали.
Не знали всех своих Святых,
Не знали и своих родных,
Церквей не знали бы, законов,
Российских битв и полигонов.
Врагов народа посажённых,
Людей, от веры отлучённых,
Учёных наших заключённых,
Писателей умалишённых.
Мы бы не знали всех царей,
Князей, России сыновей,
Как Бог за нас за всех страдает…
Учитель дальше продолжает,
На небо головой кивает:
Там наш Гагарин пролетает,
Докажет всем, что Бога нет,
И выдадут ему билет.
Билет красивый, спору нет,
Он не похож на амулет,
Гагарин Юрий прилетел,
Вздохнул свободно, песню пел.
Пел про природу, про поля,
Пел, как мала наша Земля,
Похожа вся на островок,
Забыл наш Юра про шнурок.
Никита Юрия встречал,
Взгляд от шнурка не отрывал,
Готов был крикнуть: «Мать твою»,
Смотрел он вниз, как на змею,
И прошептал: «Юр, Юр: шнурок!
Не наступи, смотри, сынок!», —
Тогда пройти Никита смог,
С улыбкою простил их Бог.
Никита к Юре подбежал,
В свои объятия забрал,
Сто двадцать раз поцеловал,
Пяток наград ему вручал.
А сам всё к уху припадал,
Губами трепетно шептал:
«Скажи мне, Юра, не тая,
Как встреча с Богом у тебя?
Какой он есть, в каком обличье,
Какое там его величье,
Какую он там пищу ест,
Какой несёт над миром Крест?».
«Прости, Никита, – молвил Юра, —
Какой там Бог, что за фигура?
Вы плохо тему рассчитали,
С утра на смерть меня послали.
Сознанье потеряв в полёте,
Пришёл в себя я в самолёте,
Везут меня сюда на бал,
Шнурок чуть праздник не сорвал!»
Никита радостно сказал:
«Ведь я вас всех предупреждал,
Что Бога нет, а есть Никита,
Народу и стране защита!».
Ботинки надевает он,
Чтобы стучать вовсю в ООН!
Вскипели детские умы,
Учитель вспомнил мать Кузьмы.
Учитель дальше продолжал,
Как Герман наш Титов летал,
Как Терешкова Валентина,
После полёта говорила:
«Осталась чудом я живой,
Спасибо партии родной».
Глаза мои полны слезой,
О, Боже мой, а где Святой?
Взлетая в космос на ракете,
Забыли все на этом свете,
Что в детстве вас тайком крестили,
Иконку в руки вам вложили,
Чтоб охранял вас ваш Святой
Чтоб в вашей жизни был покой,
Чтобы светла была дорога,
Прости партийных, ради Бога…
Учитель голову поднял,
Затем немного позевал,
Тут кто-то что-то прошептал,
«Иди к доске», – он мне сказал.
И вот я у доски стою,
И тихо внятно говорю:
«Висит портрет, на нём Ильич.
Что сделал этот старый хрыч?
Царя с семьёй он расстрелял,
Историю свою предал,
Страну он в хаос погрузил,
Об этом кто его просил?
Народ от церкви отлучил,
Священников он всех убил,
Иконы старые продал,
Кто образован – всех изгнал.
Забрался он на броневик,
Упрятал нос в свой воротник,
Бесстыдно показавши люду,
Какой он, Ленин, был Иуда!».
Учитель медленно встаёт,
Указку в руку он берёт,
Заносит враз над головой,
И тут оказия, Святой.
Спустился, чтоб меня спасти,
Указку в щепки разнести.
Учитель в гневе закричал:
«Дневник на стол и вон, сказал!».
Подал дневник я и шепчу:
«Что не хватало Ильичу,
Разбил под старость паралич,
Договорился наш Ильич.
Лежит теперь он не в земле,
На Красной площади, в тюрьме,
Тюрьму назвали мавзолей,
Теперь там выставлен злодей,
Или его набор костей,
Чем привлекает он людей?».
Был изгнан я на десять дней
Из школы, родины своей.
Бреду домой, не понимаю,
За что все так меня ругают,
Ведь я же правду преподнёс,
А в правде Бог, Иисус Христос.
Зашёл домой, а дома мама
Кричит, не выдержала срама:
«За что тебя, сыночек, так!
Учитель ваш совсем простак,
Такому будет не зазорно
Читать собакам подзаборным!
Не накажу тебя, сынок,
Лежит в комоде лоскуток».
Я маму поблагодарил,
Пошёл комод наш приоткрыл,
Ищу глазами лоскуток, —
