Антон Муляров - Наедине с Минотавром

Иль верного друга, который помечен,

И имя которому – «Песня стальная»,

Что звонко поет на просторах?! Он вечен!

Он черен!

Он черен, как сажа, из недр планеты,

Из недр земли, что зовется Землею на местном наречье!

Что может быть легче?!

Что может быть лучше бескрайнего поля,

Растущий ковыль на котором бесчислен,

Когда вдруг восстанут из тлена земного

Огромные армии?! – О, как многочисленны!

А ты между ними бежишь, утоляя свой голод

И радуя меч долгожданной добычей!

Несешься тайфуном, со шлейфом из смерти,

И весь ты из крови и желчи… и вас сотни тысяч!

Как лучшее высечь?

Что может быть лучше, чем мчать, обтекаемым ветром,

Когда ты несешься на встречу хлестающим веткам,

Вдыхая прохладу отчизны с оконченной тризны?!

Твой друг за спиною кричит в ожидании чуда, что битвой зовется —

Он мечется в ножнах! Он рвется!!!

И ноги твои монотонно бегут по равнине, сменяя ландшафты;

Плывут облака, превращаются в тучи и брызжут.

А ты все бежишь, повинуясь законам нещадным!

О, как ты конечен! И путь – быстротечен!

Его ожидаешь…

Что может быть легче?!

Что может быть лучше погибели в битве,

Когда я узрею всю истину мира,

Хватая раскрытыми порами стали прохладу?!

Да! – Умираю!

Когда прилетит, забирая на небо,

Ангел всех войнов с большой золотою трубою,

И я закружусь, повинуясь прибою,

К последнему Дому Блаженства и Счастья —

Тогда, оглянувшись на землю былую,

Ту, что приютила меня ненадолго,

Я, повинуясь предчувствию долга,

Скажу ей: «Прощай»,

наблюдая погибель собратьев, дерущихся молча —

Что может быть громче?!

Что лучше, чем старым осмыслить прошедшее?!

Ты, кто читает сие откровение,

Взгляни на себя из-за дверок во времени,

Которые альфа с омегой для вечности!

Обычное рвение!

Куда ты торопишься?!

Оставь свое мнение потомкам безнравственным,

А сам наслаждайся воспоминаньями…

Полями сражений и спорами разными…

Что может быть лучше… а?

Что может быть радостней?!

Летучий змей рвет небо игриво

И щурится ромбом нам свысока,

И Солнце лижет верёвку криво…

Ветер!

Я не могу удержаться – слеза,

Одиноко ползет, оставляя след,

По рельефу, которому сотня лет.

Как грустно мне, что мы с тобой одни,

Средь тёмной бури мечемся на щепке.

Нам маяков невидимы огни.

Пускай сам Бог считает наши дни —

Мы пробовали быть, предельно крепки!

Что сделать могу я такого тебе,

Что сможет спасти нас от краха, что близок?

Ни я, и ни ты, мы увы не в седле…

Кружатся навстречу, мурлыча во тьме

Тайфуны сплошной вереницей.

Тайфуны, что мечутся по земле,

Питаются черепицей,

Увидел их и сказал себе —

«Да будет то, что случится».

Самое страшное в этой борьбе,

Что я – тот, кто воюет,

Бросаю оружье на ветер, судьбе,

Все ей отдаю – пусть кочует!

Мое оружие! Наша война!

Мой острый язык! Моя глупая жизнь!

Я знаю – всё правда! И та молва,

Что несет про меня зелена трава…

Оставляю поля… оставляю себя – кружись…

Ребята! Братья! Парнишки!

Зачем вы здесь и почему?

Зачем вы друзья – мальчишки,

Уже окунулись в войну?

Ведь это не фильм, не книжка,

Зачитанная до дыр,

Ведь это – заведомо крышка,

Вороний, заведомо, пир.

Со смертью стоять у барьера —

Бомбежки, прицелы, стрельба!

Кому-то ведь это карьера,

Но вам же – цинковка гроба.

А кто-то орал с трибуны —

Не можем мы, мол, воевать!

Чего бы он сам под Аргуном

В канаву не лег стрелять?!

И матери с женами плачут,

Буханку кроша воронью,

И маленький мальчик прячет

Того, кто погиб фотографию.

Афган и Чечня – планеты

Единой системы – война.

Возложим венки – сонеты

Всем тем, кого съела Земля!

Изгиб дерев облизан Солнцем,

И ветер рвет седые тучи.

Глядит на мир через оконце

Обрубок кактуса колючий.

Обрубок кактуса колючий

Глядит, цветами глаз краснея,

Его избушка возле кручи,

Река, тропинка и аллея.

Вражда окончена, потушены пожары,

И с тихим вздохом пробудился мёртвый мир,

Пришел тот час, которого все ждали,

И бывшие враги сошлись на пир.

Меч вложен в ножны, щит повис над дверью,

Вокруг благоуханье и покой,

Лишь где-то он сидит в полузабвеньи,

И мысли вьются, будто мошек рой.

Он созерцает то, что будет после мира,

Своими темно-карими глазами,

Но молот наготове и секира

Опять желает стать его руками.

И так сидит один в ночи безмолвной,

Пока не вспыхнет в голове бурлящей

Искра огня из пламени земного,

Что выльется в поток войны кипящей.

И вот опять он в кузнице трудится,

И пламя хлещет по рукам его и шее,

И силы вечные готовы возродиться,

Лишь только примет это он решение.

Мечи и копья точно из-под штампа,

Срываются, что свет от них искрится,

И улетают, бряцая в когда-то,

Затем, чтоб никогда не возвратиться.

Они летят туда, где будет битва,

Где перемирие нарушено стрелою,

Где пир закончился кровавою молитвой

И разразился новою борьбою.

И вот опять окончилось сраженье,

Щиты на дверь, а в угол меч падёт.

И вот опять он в сладостных томленьях

Идею ждёт… Идею ждёт… Идею ждёт.

Короткий меч – носитель славы,

Ты ношу гордую пронес,

Легионером был кровавым

И в мифах сам себя вознес.

Своей уродливостью дикой

Ты породил немало строф,

От сфинкса, замершего тихо,

До геркулесовых столпов.

Перед тобою, как пред Богом,

Склоняли головы враги,

А сам с длинной своей убогой

Хоть раз бы крикнул: «помоги»!

Ты на своем клинке двуостром

Чрез годы войн оставил нам

И Клеопатры лик «неброский»,

И жадную любовь к пирам.

Носитель Римской славы вечной

И очевидец многих войн,

Хранитель жизни быстротечной,

Посланник смерти роковой.

Тоска, погода скучно-хмурая

Была в тот день, когда с тобою встретился

И настроение ужасное, понурое…

Но лишь тебя увидел – дождь рассеялся.

Я помню, пил вино за стойкой грязною,

И через темное стекло с косою трещиной

Я тело вдруг увидел столь прекрасное,

Сколь может быть таким оно у женщины.

Я весь преобразился, стал подтянутый,

И цель какая-то как будто появилась,

И нервы перестали быть натянуты,

И сердце чаще вдруг заколотилось.