Немногих мне выпало любить за свою долгую-долгую жизнь. Двоих я предала. Одного убила. Один отверг меня. А другой держал в руках мою смерть. В моем прошлом нет ничего красивого. Ничего хорошего. Однако я заставляю себя оглянуться назад, вспомнить Охаддин, вспомнить дворец и все, что там происходило.
* * *
Никакого дворца в Охаддине не было. По крайней мере поначалу. Только дом моего отца.
Семья наша была состоятельная. У нас было старинное родовое хозяйство, мы владели рощами пряностей, несколькими садами и бескрайними полями с окарой, пшеницей и маком. Сам дом красиво располагался у подножия холма, отбрасывавшего тень в самые жаркие летние дни и защищавшего от суровых штормов зимой. Толстые стены дома были сложены когда-то из камней и глины, а с террасы на крыше открывался великолепный вид на наши угодья и владения соседей: отсюда виднелись несколько дворов, рощи пряностей и река Сакануи, петлявшая по пути к морю. На востоке тянулись ввысь дымки Ареко, столицы страны Каренокои. Город правителя. В ясные дни на юго-западе можно было разглядеть море – словно серебристый мираж у самого горизонта.
* * *
В тот год, когда мне исполнилось девятнадцать, я познакомилась на ярмарке пряностей с Исканом. Нам, девушкам из богатой семьи, таким как я и мои сестры Агин и Лехан, не положено было продавать на рынке урожай корицы, бао и этсе. Этим занимались управляющий нашего хозяйства и десяток работников под присмотром отца и моего брата Тихе. Помню процессию из повозок, доверху груженных мешками с корицей, связками бао и блестящими красными кучками семян этсе – как она выезжала со двора в тот момент, когда над Ареко вставало солнце. Отец и Тихе ехали впереди на породистых лошадях, а у каждой телеги с двух сторон от лошади шли по двое работников – и чтобы показать власть отца, и чтобы отпугнуть воров. Мать, мои сестры и я ехали в последней повозке, под зеленым шелковым балдахином, призванным защитить нас от зноя. Вышитая золотом ткань пропускала приятный приглушенный свет, мы катили вперед по неровной дороге, беседуя между собой. Лехан впервые поехала с нами на ярмарку пряностей, ее мучило любопытство, она все время задавала вопросы.
Когда мы проехали полпути до города, мать достала сваренные на пару ушки из мягкого теста с начинкой из свинины со сладковатыми приправами, свежие финики и охлажденную воду с добавленными в нее дольками апельсина. Когда повозка проезжала рытвину на дороге, Лехан закапала свиным жиром свою новую желтую шелковую куртку, и Агин рассердилась на сестру. Это Агин вышила цветы апельсина вокруг рукавов и ворота. Но мать, глядевшая на поля окары, охваченные цветением, не вмешивалась в ссору дочерей. Вместо этого она обратилась ко мне:
– Я повстречала твоего отца, когда цвела окара. При нашей второй встрече он подарил мне пучок белых цветов, и я подумала, что он бедный юноша. Другие юноши дарили девушкам, за которыми ухаживали, орхидеи, дорогие ткани или украшения из серебра и золотого камня. А он сказал мне, что я похожа на шелковистый лепесток цветка окары. Разве дозволительно мужчине говорить такое юной девушке?
Мать засмеялась. Я откусила сочный финик и улыбнулась. Историю о том, как она познакомилась с отцом, мать рассказывала множество раз. Мы обожали слушать этот рассказ. Они встретились у ручья, куда мать ходила за водой, когда отец проезжал мимо, возвращаясь из Ареко, куда ездил за инструментами для своего двора. Он был единственным сыном и наследником своего отца, но он и мать сообщили друг другу свои имена только при третьей встрече.
– Я уже потеряла свое сердце, – продолжала мать и вздохнула. – Уже привыкала к мысли, что свяжу свою жизнь с человеком, не имеющим состояния, и готова была стать женой поэта. Но в результате мне достались…
И тут все мы, три сестры, сказали хором:
– …и поэзия, и деньги!
Мать ударила по коленям крышкой сундучка с провизией.
– Ах вы нахальные дикие гусыни!
Но при этом она улыбалась, по-прежнему погруженная в свои мечты.
Вероятно, эти разговоры настроили меня на определенный лад, потому что я заметила Искана, едва мы приехали в сад правителя. Каждый раз во время ярмарки пряностей правитель открывал ворота своего несравненного сада для жен и дочерей из знатных семей. Мужчины, сыновья и работники выполняли тяжелую работу, продавая свои партии пряностей с аукциона возле порта. Купцы из дальних и ближних стран приплывали на своих кораблях и платили правителю немалую дань, чтобы купить часть знаменитого урожая пряностей Каренокои. В далеких странах за наши пряности давали головокружительную цену – чем дальше увозили их купцы, тем больше стоили пряности. То была основа процветания страны и правителя.
Когда мы подошли к Воротам шепотков – тому, что ведет в сад правителя, – нам пришлось подождать, пока другие выберутся из своих повозок. Лехан с любопытством высунулась наружу, разглядывая других женщин, но Агин тут же втянула ее обратно.
– Девочкам из приличной семьи так вести себя не полагается!
Лехан откинулась назад в повозке, скрестив руки на груди и нахмурив брови, отчего мать тут же заявила:
– Если будешь дуться, это испортит твою красоту.
Так она говорила с того момента, как родилась Лехан – самая красивая из нас. Кожа у нее походила на лепестки розы, даже когда она весь день проводила на солнце без широкополой соломенной шляпы, даже когда долго плакала из-за чего-то, в чем ей отказали мать и отец. Волосы у нее были густые и черные, как сажа, и красиво обрамляли лицо в форме сердечка с большими карими глазами, и мои редкие волосы не шли ни в какое сравнение с ее.
