Предисловие к дейстрийскому изданию
В гостях у почтенной дамы,
Оставшись наедине,
Спросите вы даму прямо…
А, впрочем, поверьте мне,
О чём бы вы ни спросили,
Ответом на ваш вопрос
Она улыбнётся мило.
С дамы какой спрос?
Но после, уж распрощавшись,
Вы оглянитесь вослед
На смятый платок меж пальцев…
Дама знает ответ1.
Д. Азорменг,
малоизвестный дейстрийский поэт
Предлагая вниманию читателей эту книгу, мы считаем своим долгом уведомить их, что нынешний вид романа несколько отличается от первоначального, в котором он был нам прислан. Мы постарались сохранить все достоинства текста, собирая разрозненные заметки тридцати-пятидесятилетней давности, и прибавили от себя только некоторые пояснения, объясняющие для дейстрийского читателя детали заграничной жизни начала века. Необходимо, однако, пояснить, что роман написан – как вы легко сможете убедиться из текста – старой девой, родившейся в самом начале нашего века, получившей, по всей видимости, обширное, но бессистемное образование и, как станет ясно при чтении, самой читающей всё подряд – от готических и сентиментальных романов, модных в дни её молодости, до авантюрных, популярных ещё в прошлом веке.
Роман был переслан нам из Остриха, от синдика стрелков одного из провинциальных городов недалеко от границы – это должность, аналогичная должности главы полицейского управления – который отправил нам записки своей тётушки, следуя её завещанию и завещанию своего отца, в чьих бумагах и был найден предлагаемый публике текст. Господин Бруно Перте просит отдельно упомянуть, что все описанные в романе события являются не более чем плодом фантазии его покойной тётушки, кузины его дорогой матери, и, если бы не завещание тётки и отца, он никогда бы не согласился на подобную публикацию.
По просьбе господина Перте (состоящего в родстве с некоторыми видными лицами в нашей политической жизни) мы просим читателя снисходительно отнестись к тому, что долгое время было не более чем семейной шуткой. По словам господина Перте, его тётушка, будучи особой весьма весёлой и склонной к розыгрышам, придумала игру, в которую охотно играли все домочадцы и гости, игру под названием «если бы», в которой высмеивала нелепые сплетни, ходившие вокруг их семейства. По словам племянника, игра начиналась со слов «давайте представим, как мы жили бы, если бы то-то и то-то было правдой», а после расписывала самые невероятные подробности их вымышленной жизни. Игра была весьма забавна, пока не выходила за пределы семьи, однако сейчас господин Перте считает своим долгом опровергнуть некоторые сплетни, которые весьма удачно высмеяла его тётушка в своём романе. Так, например, между нею и покойным отцом господина Перте никогда не было иных отношений, нежели отношений брата и сестры, и, разумеется, Перте-старший всегда был образцовым гражданином своего города, не позорившим старинной фамилии никоими позорными деяниями, столь же почтенны были и все его предки.
Ознакомившись с содержанием романа, мы сочли своим долгом послать его в дейстрийское бюро безопасности, поскольку автор книги указывает на знание некоторых подробностей работы этого учреждения. Также мы уведомили и почтенное семейство, из которого вышло немало видных политических деятелей, о том, что к нам поступила книга, в которой упоминается их фамилия. Почтенное семейство ответило в духе нынешнего времени, отказавшись интересоваться событиями полувековой давности и беспокоиться из-за чести людей, давно упокоившихся в могилах. Возможно, эти господа (мы, разумеется, имеем в виду ныне живущих) даже довольны подобной рекламой: кому не лестно, чтобы его фамилия попала на книжные полки?
Дейстрийское бюро безопасности продержало книгу дольше, чем частные лица, но всё же дало разрешение на публикацию, приложив резолюцию, согласно которой в романе нет ни единого слова правды, и ни один человек в здравом уме не поверит в существование вампиров, а уж тем более в их контакты со столь почтенной организацией. Некоторые листки, однако, после возвращения заметок из бюро оказались утрачены, и мы сочли за лучшее не допытываться касательно их судьбы.
Итак, предлагая публике роман, который, возможно, заставит её по-новому взглянуть на некоторые события в истории родной страны, наше издательство никоим образом не ручается за достоверность описанных в книге событий, равно как и за точность упоминаемых автором имён и названий. В настоящее время истинным является лишь тот факт, что некая Ивона Рудшанг жила в неком острийском семействе в качестве тётушки и в таком же качестве и была похоронена. Что касается других имён, то всё, что дало наше расследование – это два лежащих рядом камня на старом столичном кладбище для бедняков: Амалия Вайль, девица и «Беренгарий, от которого отреклась семья, а следом и весь мир», как весьма пафосно было написано на табличке, причём второй камень, по всей видимости, положен на пятьдесят лет раньше2.
Нам петь недолго суждено,
Отмерен жизни срок.
И стелет время полотно
Из боли и тревог.
И стелет дева нам постель,
В её глазах – тоска,
Осенний вечер и свирель.
Как будто бы близка.
Как будто мне предрешено,
И крепко слажен быт.
Вот только на душе черно
Да в горле всё саднит,
Всё давит, крутит, кружит мир,
Не мысли – письмена! —
Во мне рождаются: ампир,
Столетняя война,
Кресты и танцы, тронный зал,
Раскаянье и смерть…
Как близок мнимого оскал!
Его мне не суметь
Отринуть. Врос навечно в плоть,
Корнями – до души!
Что толку призывать: «Господь!»
В полуночной тиши?
Я вместо храма поутру
Отправлюсь до границ
Седого кладбища, сотру
Пыль вечности с глазниц
Фамильных призраков чужих,
Скулящих у могил.
Свидетелей времён былых
Давно уж мох сокрыл,
Пожрала плесень, как чума,
Подёрнуло травой.
Мне мёртвых ближе имена,
Пусть я ещё живой.
Среди чугунной городьбы,
Среди гранёных лиц
Бреду, укрывшись от судьбы,
К камням, упавшим ниц
Пред кем-то, сгинувшим давно
В безвестие имён.
Им душу чуткую дано
Терзать. И горький стон,
Без спроса рвётся из груди,
Лишь вспомнятся едва
В лучах рассветных и пыли
Два серых валуна.
И я прошу лишь об одном,
Почти уже крича:
«Гори, остывшая давно
Истории свеча!
Из мрака лет, из пустоты,
Из самых дальних даль
Воскресни прошлое, и быль
Передо мною встань.
Кем ты была, девица Вайль,
Кем, Беренгарий, ты?»
А в небесах грохочет сталь,
Косматы и густы
Рыдают тучи, и листвы
Шумит под ливнем вязь…
Не из земли – из-за спины
Услышал я рассказ3.
