Глава 1 Нет веры мужикам!
Труп моего бывшего оказался донельзя тяжёлым.
Не могу сказать, что предусмотрела это заранее. Я женщина эмоциональная, обидчивая. Сначала проклинаю, а потом уже думаю. Ну так и он явно ляпнул, забыв воспользоваться головой по прямому назначению!
Я зло сплюнула, целя в дупло кряжистого дуба. Промазала. Бросила край мешка, за который волокла нелёгкую женскую долюшку, и приложилась к фляге.
Нет, в принципе, денёк выдался неплохой. Солнышко с каждым часом припекало всё отчётливее, вытапливая последние лежалые снежные комья из самых холодных и тёмных уголков леса, почки уже седмицу как сыто набухали, а птицы верещали так, словно не пару призывали, а требовали снижения налогов и свержения толстопуза с трона, как было каких-то три десятка лет назад. Я ностальгически прикрыла веки. Хорошие всё-таки были времена, весёлые! То тебя на костре сжечь пытаются, то притаскивают последние сбережения, чтобы отвести от деревни чуму… Нынче не то. Ведьма-нет, все чихать хотели! Ни уважения, ни развлечения.
Фляжка оказалась пустой. Я разочарованно перевернула её, потрясла… Нет, всё ещё пустая!
- Скотинушка! – ласково сообщила я мешку, самую чуточку, для порядка, пихая его носком сапога. Мешок ожидаемо воздержался от ответа, поэтому я, ещё немного пощурившись на пронизывающие ветви золотистые лучи, вздохнула и потащила поганца дальше.
Нет, ну, право слово! Неужели я просила слишком многого? В конце концов, ведьма – тоже женщина, Лиль мог бы и сам догадаться, что рано или поздно (а в моём случае это не имеет особого значения) я захочу замуж! Разве я так требовательна? Не скандалила ведь, когда он бегал ночами к дочке конюха, возвращался с сеном в волосах и клялся, что всего лишь задремал подле любимой лошади! Ну, про лошадь, положим, не соврал. Морда у этой дамочки та ещё… Мне уже достаточно годочков, чтобы не обманываться по поводу мужской верности. Хочешь разнообразия – развлекайся! Ну а я хочу накидку из заморских шелков, огромный каравай и чтобы соседки на сироп изошли от зависти!
Хороший муж он же что? Он же ничего для тебя не пожалеет! Хочешь платье новое – на; хочешь корону – выбирай к ней каменья; хочешь пригласить подружек на свадьбу – надписи оскорбительные для их встречи держать станет.
Но Лиль, как выяснилось, не только человеком хорошим не был, так ещё и мужем становиться не собирался. «На таких, как ты, - говорит, - не женятся! Только погреться холодными вечерами и годишься». А нашёптывал ведь, обещал, мерзавец!
Не женятся на таких, как я, видите ли! Да я, между прочим, четырежды замужем была! И только трое из женихов шли к алтарю не по своей воле!
- Ну тебе-то чего надо? Не видишь, женщина горюет! – я резко развернулась, безошибочно выделяя среди подгнивших пеньков самый рассохшийся и здоровенный.
Пенёк закряхтел, заворочался, с некоторым трудом выкорчёвывая из земли тоненькие ножки.
- Ещё разок-другой так погорюешь, в Холмищах вообще мужиков не останется! – проворчал старикашка с зеленоватой, покрытой мхом бородой.
- Ничего, на твой век хватит, дедуля!
- Побойся Лесовки! Да я тебе в сыновья гожусь! – обиженный Пенёк рванул ко мне в попытке доказать, что молод если не телом, так душой, но на середине пути у него прихватило поясницу, так что спесь пришлось подсбить. – Ить, старость не радость…
- И вечная молодость гадость, - поддакнула я. – Есть подозрение, что всех нормальных мужиков я уже пережила. Только такие вот и остались.
Я для удобства заткнула подол юбки за пояс, присела на корточки, отодвинула мешковину, чтобы с некоторой (весьма небольшенькой) долей сочувствия полюбоваться на смазливую физиономию в обрамлении чёрных, идеально уложенных поутру щипцами локонов. Бабуля бы небось на такого не купилась, а я… Век живи, как говорится, а ума не накопишь. Как не умела в людях разбираться, так и не умею. Нечего и пробовать.
Пенёк боязливо потыкал жертву ведьминой истерики веточкой:
- Зомбяком не станет, не? – уточнил он на всякий случай.
Я отмахнулась:
- Да нет… - и с лёгким сомнением, вспоминая, чего вообще намудрила на ритуале, добавила: - Не должен…
Посчитав ответ в меру отрицательным, дедко взгромоздился на грудь недвижимого тела и деловито сунул ветку ему в ноздрю.
- Ну и куда ты бедолагу теперь?
Я равнодушно пожала плечами, всматриваясь в убегающую в чащобу сырую мглу. Ветер потрепал волосы, точно успокаивая, и я по привычке пригладила щекотные кончики. Нет, с длинными всяко удобнее было, не стоило отрезать. Ну да ладно, зато издалека видать, что ведунка идёт. Ведь только она осмелилась бы, насмехаясь над традициями, обкорнать косу под самый затылок. Было бы, что терять…
- Прикопаю где-нибудь, что ещё?
- Угу, аккурат к утру копать закончишь, - дедуля подёргал бывшего за уши, пощёлкал пальцами перед глазами – нет, не реагирует. – К послезавтрашнему.
Я небрежно оперлась на лопату. Копать и правда не хотелось.
- И что предлагаешь?
Не доискавшись признаков жизни у Лиля, Пень прикрыл его мешком, укоризненно покачал заросшей ковылём головой.
- Там, к ручью ближе, бесхозная медвежья берлога. Пошли, покажу.
- Ну показывай…
Поднатужившись, я таки доволокла тело до места. Собиралась сделать это торжественно, даже полную упрёков речь подготовила, но так измоталась и хотела пить, что попросту пнула мужика в яму. Сверху остались торчать красные щегольские сапоги.
Я любила тебя, самодовольный ублюдок. Так, как только может любить уже многажды обжёгшаяся о жизнь женщина. И, честное слово, я могла бы сделать тебя счастливым. Если бы ты захотел…
«Только погреться холодными вечерами и годишься»… Ты не представляешь, как иногда недостаёт именно этого.
Я вдохнула как могла глубоко, подавив всхлип. Старик точно не расскажет никому и не станет смеяться, но оставаться сильной нужно даже наедине с собой. Тогда, возможно, через много, очень много лет, сама начнёшь в это верить.
Хотя бы запах не меняется. Каждую весну десять, пятьдесят, сто лет назад… Он всегда именно такой. Сладкий, липкий, душистый, полный надежды. Каждый год весна заставляет меня глупо на что-то надеяться.
Красные щегольские сапоги дрогнули, и я едва подавила порыв хорошенько припечатать их лопатой. Вместо этого для вида накидала сверху немного земли, по большей части состоящей из перегноя и прелых листьев, и заключила:
- Надо бы помянуть засранца, как думаешь?
- Это уже без меня, - скривился Пенёк и пояснил: - Люди – мерзкие.
- Не могу не согласиться, - усмехнулась я. – И именно поэтому с ними интересно иметь дело.
Я закинула лопату на плечо и, не оборачиваясь, потопала обратно к городу.
***
Ворота так и остались настежь. Пришлось опереться плечом о столбик, заодно переводя дух и скрывая позорную одышку, чтобы стражники обратили на меня внимание. Один, опустивший нагретый солнцем шлем на нос, только глянул и равнодушно мотнул головой: проходи, мол; второй, лениво перебрасывающий кости с кем-то скрытым широкополой шляпой, приветливо поздоровался.
