Деятельность В. П. Тимофеева – собирателя детского фольклора и материнской поэзии, обрядов и обычаев Шадринского края, сказок во всех видовых их проявлениях – и сегодня имеет неоспоримую ценность. В них живые наблюдения, неожиданные подробности, реальные факты, чёткие выводы – всё изначально связывалось с формированием его интересов.
1951 год. Значимый год в жизни В. Тимофеева-студента. Его ждали новые дороги, пока ещё неизведанные, дороги «в народ» за песнями и сказками. Это было делом важным для него: хотелось найти островок, где были бы ещё живы те, кто знал народные байки, старинную песню, а ещё лучше было бы встретиться с настоящим сказочником. Он ждал. Непреодолимым желанием было действовать. Тем боле, что егоподвижническое стремление стимулировали два человека – Владимир Павлович Бирюков и Юрий Михайлович Рабинович.
Юрий Михайлович увлекал студента лекциями по фольклору, Бирюков звал к поиску своей Калифорнии. Не откликнуться на эти призывы он не мог. В предисловии к книге «Сказки-складки» заметит: «Ну и загорелся сыр – бор, и пошла писать губерния». Этот процесс остановить уже было невозможно.
Первокурсник факультета русского языка и литературы Шадринского педагогического института начинаетсвою первую экспедицию (тогда ещё фольклорные экспедиции не входили в студенческие учебные планы).
Калифорнию свою он найдёт. Ему заменит её родной Мехонский край: тогдаещё целина, никем не изученная. Чувство долга перед родным краем обязывало стать здесь первопроходцем. И он становится им. Записывает колыбельные песни, пестушки, потешки. Это интересовало его: материнская поэзия своими корнями уходила в крестьянский мир. О нём, о его быте он имел хорошее представление. Знал, что именно старшее поколение, бабки, пестовали ребятишек в семье. Их он называл ласково пестуньюшками. Это они пели колыбельные. Ими сохранялся, как и везде по России, и поддерживался уголок традиционной деревенской культуры. Это был интимный мир няньки-пестуньи и маленького её воспитанника, которого приходилось не только убаюкивать, но и развлекать пестушками да потешками. Как было не знать В. Тимофееву, что через эти незатейливые песенки выражались эмоции и переживания взрослого человека за судьбу дитяти. И знал, что материнская поэзия хранила ребёнка от хвори и бед, сопровождая его от рождения до четырёх лет.
Владимир Павлович Бирюков
А ребёнок многого ещё не понимал ни в пестушках, ни в потешках. Не мог понять и смысла колыбельных песенок. Но ценность этого вида поэзии заключалась в том, что уже в раннем возрасте пестуньи направляли ребёнка в музыкальный мир своего народа, к его социальным кодам. «Многие тексты, – заметит Тимофеев, – вынесены были и мной из собственного детства, и я как будто слышу голос мамы и давно знакомые слова: «Спи скорей, закрывай глазки, а то бука придёт. И долго пытаюсь узнать, откуда она приходит, куда уходит и засыпаю. Так уж получилось, что объектом моего собирательского интереса и стала материнская поэзия».
Вячеслав Павлинович с мамой Евдокией Михайловной Тимофеевой (в девичестве Теплоуховой), 1979 г.
Записывать тексты материнской поэзии и поэзии пестования будет ещё долго. На протяжении многих лет, собирая районные газеты, просматривая странички, посвящённые детской игровой культуре, старательно вырезал интересующие его тексты и пополнял копилку незатейливых стишков и песенок материнской поэзии. Все эти материалы из домашнего архива В. П. Тимофеева вошли в книгу «Ехал Сенька по воду», которая до сих пор у школьников пользуется спросом. Книга сегодня нуждается в переиздании.
Подобных материалов было достаточно – удовлетворения не было. Размышляя о неудачах, понимал: останавливаться нельзя. Надо былокардинально менять что-то в своей работе. А что? Не знал. Вывод напрашивался сам собой: пора корректировать методику, делать более жёсткий отбор текстов, не записывать то, что уже слышал, искать выход из тупика.
В. П. Тимофеев на родине отца с. СладчанкаШатровского района.
Он понимал, что это были только лишь первые шаги, первые пробы в его собирательской деятельности, что ошибок не избежать и надо продолжать работу.
Снова записывает детский фольклор, но делает уже краткие пометки, связанные с бытом сельского жителя и его песенной культурой. Менялось отношение к информанту: где родился, когда, от кого усвоил тексты. Важно было уловить общий настрой человека, эмоциональность и выразительность его исполнения. Так постепенно складывалось его представление о методике и технологии собирательской деятельности. Работать становилось интереснее.
Важная область его народоведческих знаний начинала принимать новый характер. Он уже понимал, что народоведение – это комплексное изучение быта, в котором отразилась и психология, и культура, и нравы деревенского жителя. Значит, его работа – работа нужная. И он работает на перспективу. Мини-экспедиции не будут прерываться на протяжении всех студенческих лет.
д. Сладчанка. Дом Тимофеевых – 1950 г.
Как-то спросил меня о методах обследования в полевых условиях. Растерялась, не задумывалась ещё над этим. Почувствовал моё замешательство, сказал: «Не расстраивайтесь, я ведь тоже тогда о них не знал ничего». И вспомнил он про Барино, как шёл по одной из улиц, на скамеечках бабульки сидели, разговорился с ними, спросил, умеют ли они петь. И вдруг одна другой подмигнула, они и запели. «А я стою, – говорит, – рот разинул: бог ты мой, они же поют песню-то деда моего „Через полоску Маша жала“. Рад был, и готов уж сам запеть». От них же узнал, что деревня певческая. Впервые услышал, как пели те бабульки песню «Тёмно-вишнёвая шаль». Потом и я услышала её в исполнении В. П. Тимофеева.
Однажды, в один из праздничных дней, у нас собрались гости, среди них были Александра Тихоновна и Вячеслав Павлинович Тимофеевы. Спели мы свою застольную, «Вишнёвую шаль». Неожиданно Вячеслав Павлинович встал, вышел из-за стола, поставил стул посреди комнаты, сказал: «А я вот вам спою полный её вариант: двадцать четыре куплета». Он пел. Мы слушали. Перед нами проходили картины, полные драматизма судьбы героини. Песня закончилась, ждали продолжения. Его не было. К сожалению, в папке с фольклорными текстами, переданными мне О. А. Окишевой, песни не оказалось. Конечно, в фольклорных сборниках других областей с этой песней можно встретиться, но Бариновский вариант Шатровского района вряд ли можно найти.