Лиз почувствовала, как в ней растет иррациональный и неконтролируемый гнев. Томми остался таким же раздолбаем, продолжает путаться не пойми с кем, не следит за тем, что эти подстилки портят его экстерьер, еще, поди, и удовольствие от этого получает. Ее воображение тут же услужливо подкинуло картинку – он и Джиджи голые в постели, она целует его, лижет его живот, сладострастно пробегает хищным язычком по всем его безупречным квадратикам мышц и впадинкам, покусывает, еще и мурлычет, какой он красавчик и как она не может устоять, прости… А он улыбается с закрытыми глазами и стонет от удовольствия… как с ней, с Лиз, шесть лет назад. Она была готова убить его, выцарапать его наглые гляделки, выдрать целые пригоршни этих роскошных светло-пепельных волос. Она даже тихонько зарычала от злости, и Наташа, которая в это время матировала ее зону декольте, поспешно сказала:
- Все, уже заканчиваю.
Почему Лиз была так глупа и труслива и не решилась на новые отношения? Ей, черт подери, через два месяца исполнится 21 год, а она с четырнадцати лет без парня… да и то, что было в четырнадцать, не считается – всего два дня вместе с ним… Почему эти два дня оставили в ее душе такой глубокий шрам? Разве не глупо? Она все эти годы так и просидела как идиотка, одна, млела, разглядывая коровьими глазами его фотки в Инстаграм или Твиттере, которые размещал его пресс-агент для других таких же дур, а он в это время кувыркался не пойми в чьих постелях да качал свой чертов пресс. И, пока она изводилась виной перед тем пусть немного легкомысленным, но искренним, любящим мальчишкой, которым он когда-то был, этот переродившийся самовлюбленный козел даже не вспомнил о девушке, которой он так или иначе сломал жизнь. Пусть не по злой воле, но все равно – своим разгильдяйством и эгоизмом. Лиз закусила нижнюю губу, думая о том, как же она его ненавидит, и Наташа тут же сердито заметила:
- Ну что ты натворила? Теперь зубы в помаде…
Лиз ее едва услышала. Темперамент рыжеволосой дочери двух наций не угас и не смягчился годами воспитания деликатной и доброй мачехи и спокойного, местами даже неуместно флегматичного отца. Сейчас ее сдерживала только необходимость отработать эту чертову фотосессию, и не просто приемлемо, а превосходно. О, она сделает карьеру, уж не сомневайтесь, и не хуже, чем Ромингер, она еще превзойдет этого мажора по всем статьям, и швырнет свой успех в его чертову смазливую рожу! Именно эта свежерожденная в ее душе ярость заставила включиться контроль… чтобы ударить тогда, когда она будет сильна. Сейчас, к сожалению, ничего взрывом не добиться. Ее просто вышвырнут из студии и из фэшн-бизнеса, он вместе с этой смазливой сучкой Джиджи посмеется над ней и забудет. Ну уж нет, Томас Леон Ромингер, ну уж нет!..
Когда она вышла в студию, один из фотографов пробормотал «Ух ты!» и чуть не уронил светофильтр. Другие, кто посмотрел на нее, ничего не сказали, но тоже оценили зрелище. Девушка, появившаяся в студии, просто пылала. Ее голова, увенчанная золотисто-рыжим продуманно небрежным узлом, была гордо вскинута, щеки горели, синие глаза сверкали, пухлые губы твердо сжаты, в походке появился вызов и стремительность. Лиз Эртли была просто сногсшибательно хороша сейчас, когда в ней кипела эта лава ревности и ярости. Наверное, во всей студии только двое не обратили внимание на явление принцессы гнева – это были никто иные, как Томми и Джиджи, которые в эту самую минуту были поглощены ее планшетом. Она показывала ему свои супердостижения в какой-то игрухе, в которой нужно было создавать что-то типа собственного мира. Томми, совершенно равнодушный ко всем на свете компьютерным играм и не признающий иных миров, помимо скучного реала, вежливо смотрел, но думал о своем. Конечно, о Штрайфе. Завтра утром он должен был заехать в университет на очередное неромантическое рандеву с мсье Гуманоидом, а оттуда – на вокзал и на поезд до Китцбюэля. Вопрос, который занимал его в данный момент, состоял в том, хочет ли он, чтобы Ромейн ехала с ним, или стоит придумать что-то, чтобы поехать одному.
И вдруг он представил, что с ним едет не Ромейн, а… Огонек. И между ними нет этой боли, этой обиды и горечи. Они и знакомы-то раньше не были. Ну просто вообще. Они были двумя незнакомцами, которые случайно встретились на рутинной фотосессии для каталога одежды, и понравились друг другу, и он уговорил ее поехать с ним. Сначала шесть часов в купе первого класса наедине с ней, потом красивый ужин в каком-нибудь ресторане вроде Schwedenkapelle, а потом в отель… Но он не успел додумать эту, к слову сказать, соблазнительно-опасную мысль.
Потому что отвел взгляд от экрана планшета Джиджи. И сразу столкнулся взглядом с Огоньком.
Она стояла метрах в пятнадцати от них с Джиджи. И смотрела на него в упор. Ее глаза горели гневом, прожигали его напалмом, но смотрелась она убойно, гнев шел ей ничуть не меньше, чем нежность… Сколько раз он рисовал ее нежной и любящей, сколько раз за эти годы ему снился ласковый свет ее глаз?
Ну сейчас все явно по-другому. Огонек была зла, как черт. И это точно он ее разозлил, судя по тому, как она на него смотрит. Вот интересно бы узнать, что ей в голову взбрело? Что он такого натворил, почему она в такой ярости? Это он должен злиться. Это у него к ней счет длиной в километр. Это она добила его с рассчитанной жестокостью, когда он приполз к ней, будучи на пороге смерти. Это она не стала слушать объяснения Ноэля насчет той дурацкой фотки. И самое страшное и непростительное… Это она уничтожила их ребенка.
Вот этого он ей точно никогда не простит. Лиз сама сделала выбор. Она не сказала никому ни слова. Томми был уверен, если бы об этом узнали его родители (он тогда был в коме), ребенок бы родился. Но она сама, молча, приговорила его не рожденного ребенка к смерти и привела приговор в исполнение. И теперь он жаждет расплаты.
Но это не он, а она смотрит на него взглядом выросшей Чарли Макги (сноска - Героиня романа Стивена Кинга «Воспламеняющая взглядом» - восьмилетняя девочка, обладающая способностью пирокинеза.). Огонь ее волос только подчеркивает ассоциацию. В ее взгляде горит настоящая, неподдельная, первосортная ненависть. Такая же, как та, которая временами продолжает жечь его. У него есть три смертельных врага.
Филипп Эртли.
Бенуа Гайар.
Элизабет Фредерика Эртли.
В отличие от Фила и Бена, Лиз пропала из его поля зрения на шесть лет. Теперь он видит ее перед собой. Вот она, начинающая фотомодель. Она всегда была красивейшей девушкой на свете. Проведя восемь лет (с перерывом в год) в модельном бизнесе, он продолжал так считать. Сейчас она стоит перед ним. Гордо вздернутый подбородок, высокая грудь, решительно расправленные узкие плечи, длиннющие ноги, еще подчеркнутые бирюзовыми туфлями на высоченных шпильках.
