— Когда нас эвакуируют? Последние военные уже сбежали, а мы сидим как укоренились…
— А ты не слышал? Повилика отказалась! Сказала, пока эксперимент не проведёт, и слышать не хочет об эвакуации, а кто хочет сбежать — может катиться перекати-полем без денег и рекомендаций.
— Вот же гнилой корень!.. Есть листики ещё? У меня кончились.
— Слишком много эльфийского листа — это даже для нас вредно. Держи...
— А, плевать! Всё равно со дня на день дроу придут, всех на компост перекопают!
Балкон, на котором стояли двое эльфов, выходил в ущелье и открывал грозный и пугающий вид на голые серо-коричневые скалы и ревущую глубоко внизу узкую бурную реку. После недавних дождей вода приобрела насыщенный буро-коричневый цвет и выглядела сплошным потоком грязи. Рокот её отлично слышался, но на такой высоте не заглушал разговоры.
Уединённое место располагалось немного в стороне от основных помещений лаборатории и было одним из нескольких подобных, выходы в которые шли друг за другом в длинной галерее, опоясавшей большой демонстрационный зал, в котором раньше, когда это было жилое или административное здание, проводились приёмы или что-то подобное — бытом дикарей эти два эльфа не интересовались.
Перспективами эвакуации интересовался Илониэль Белый Ясень, техник, переведённый сюда всего полгода назад, уже после смены руководителя лаборатории. Его считали талантливым парнем из хорошего рода: вне великих кланов, носивших названия первородных долин и рощ, но достойного, плодовитого и крепкого корнями. Сюда молодого эльфа заманили перспективой карьерного роста, возможностью получить отличный опыт и высокой зарплатой. Пока сбывалось только последнее, а из всех навыков он приобрёл только привычку к эльфийскому листу. От обильного употребления наркотика кожа молодого парня приобрела едва заметный зеленоватый оттенок, нервы заметно расшатались, а пальцы — тряслись. Особенно утром. Тоже своего рода достижение: заиметь подобный порок представителю их вида не так-то просто.
Эльфийский лист, низкорослый вечнозелёный кустарник, почти во всём цивилизованном мире запрещали как опасный наркотик. На эльфов он действовал гораздо слабее, чем на представителей других народов, особенно в чистом виде, при курении, но даже эльфийское здоровье имело пределы выносливости. И здесь, в забытой первородными духами и семейными рощами лаборатории на краю дикой горной страны, находилось немало желающих этот предел испытать — в основном, из более родовитых.
Илониэль списывал свою привычку на невыносимые условия существования, в которых эльфийский лист виделся единственной отдушиной. Он уверял, что всё это место по самой своей природе противно нормальным эльфам, к каковым причислял себя, и страдал, не в состоянии развлечь себя чем-то ещё.
Компанию ему составлял старший лаборант Сантиаль Серая Сосна, который продержался здесь уже два года и гораздо меньше роптал на судьбу. Он-то ехал исключительно поднакопить денег: не лишённый тщеславия молодой мужчина из небогатого рода лелеял надежду удачно жениться, а произвести впечатление на родню будущей невесты можно только капиталом.
Сам он не употреблял, но всегда носил в кармане пару самокруток, угостить приятелей: стоила тут эта дрянь копейки, а отношение к нему таких, как Илониэль, улучшала. Сантиаль считал это полезными знакомствами и вкладом в собственное будущее. Конечно, все прочие мысли об этих коллегах эльф держал при себе, хотя искренне считал их слабаками и идиотами: никакое начальство, никакая скука и никакие обстоятельства не стоили собственного здоровья.
Край для детей леса и правда выглядел весьма неприютным, особенно голые сухие скалы вокруг, бедные на растительность. А ещё вырубленные в камне коридоры, отсутствие привычных и необходимых вещей, начиная с крайне ограниченного набора продуктов… Местные дикари предпочитали мясо, а выбор овощей, злаков и фруктов был крайне скуден.
Эльфийского листа только — хоть засыпься, но и с ним в последние недели, когда мятежники взяли под контроль основную часть Кулаб-тана, начались перебои. Дроу безжалостно уничтожали плантации, вводя за выращивание и распространение уголовную ответственность, и желающих рисковать свободой находилось немного. Благо в соседней долине он в этом году на диво задался, а «Байтала» туда ещё не добралась.
Илониэль отчаянно хотел домой, подальше от этой пустынной дикой земли и сумасшедшей начальницы, и был уже близок к тому, чтобы согласиться вылететь без денег и рекомендаций, у основания отломив эту ветвь своей жизни. Он ещё молод, ещё не потерял вкуса к жизни, а здесь, в этой глуши и постоянном напряжении, одеревенеть недолго. А учитывая начальство...
Подчиняться той, чьё место при муже и кому вообще не стоит без разрешения открывать рот в присутствии мужчин, неприятно, но, будь она достойной женой и матерью, это было бы не так противно.
Халлела же Безродная, отрезанная от корней, которую называли Повиликой, считалась позором всего народа. При этом она отказывалась оставаться на месте, которое предписывала ей роль изгоя и выродка, а презрительным прозвищем невзрачного паразита словно бы даже гордилась. Давно бы нашлись желающие проучить её и поставить на место, и наверняка находились, но по какой-то причуде первородных духов эта женщина родилась с даром столь сильным, что второго такого не сыщешь во всём Новом Абалоне. А нападать толпой на одного, больше того, на женщину, — покрыть себя и свой род позором.
Илониэль начальницу презирал и боялся. Сантиаль — предпочитал держаться подальше и уклонялся от высказывания оценочного суждения. Серая Сосна была семьёй малоизвестной, но гордой, и главным поводом для последнего служили живучесть и умение приспосабливаться к новым обстоятельствам. Так и лаборант приспособился к новой начальнице. Раз прислали — значит, так надо, да и…
При ней тут впрямь начались интересные эксперименты. Порядка стало больше. Да и в магии Повилика, при всех недостатках, разбиралась отлично, причём не только общей.
— Скучаем, мальчики?
Вкрадчивый глубокий голос лёгкой на помине начальницы, прозвучавший вдруг за спинами, заставил обоих подпрыгнуть. Илониэль выронил самокрутку и чуть не прыгнул следом в пропасть, но тут же поджал губы, обернулся и выцедил надменно, сверху вниз глядя на женщину:
— У нас законный перерыв. Имеем право.
Для этого пришлось выпрямиться, потому что ростом Повилика тоже удалась и уступала технику лишь самую малость.
— То есть мне всё-таки отправить вас сдавать кровь на содержание метаболитов и антител к действующим веществам эльфийского листа? — ласково оскалилась она.
— Простите, сэла Халлела, мы уже закончили и возвращаемся. — Более дипломатичный Сантиаль прервал начинающийся скандал и, уцепив товарища за локоть, потащил его прочь. Илониэля, выкурившего подряд три или четыре самокрутки, переполняла шальная бравада, он настраивался на бой до последнего и даже немного поупирался. Но лаборант победил.