Вообще это можно и не читать. Я сам не знаю, для чего пишу. Наверно, чтобы не забыть. Потому что иногда такое случается, что с удовольствием бы и припомнил, но припомнить не получается, потому что – провал. То есть стёрто напрочь: ни следа, ни намёка. А так в любой момент могу открыть тетрадочку (прошу прощения – файл, это я так, фигура речи – про тетрадочку), а там в хронологической последовательности всё изложено. Ну, может не в хронологической, а как-нибудь иначе, по темам или интересам. К примеру, смешное. И читай-вспоминай все смешные случаи, хохочи до колик, друзьям пересказывай, пусть они тоже посмеются.
Вот и вы сейчас читаете. Но это вовсе не обязательно. Можете бросить эту книгу! Или что вы там в руках держите? Электронную книжку? Тогда бросать не надо, просто закрыть поскорее и что-нибудь другое, более важное, загрузить. К примеру, классиков.
Я вот люблю читать классиков. Они как-то отлежались и настоялись, крепость слова у них особенная. Не то, что порой в руки попадается. Мумриков, к примеру, попался. Дай, думаю, прочту, что там этот Мумриков пишет, да ещё публикует, несмотря на фамилию.
Ну, и читаю:
«Грета подошла к кровати и, не отрывая взгляда от моей поднимающейся и опускающейся груди, начала медленно раздеваться. Сначала она сняла через голову юбку, а сама всё глядит пронзительным взглядом, потом нервными пальцами стала расстёгивать блузку, и пуговицы покатились по полу. Мне показалось, что это упало и рассыпалось моё сердце…»
Нет, невозможно такое читать. Откуда он всё это взял, ей богу? Просто на ходу что-то навалял и весьма неумело, без смысла и фантазии. Такое не то что не обязательно, а даже вредно читать!
А вот это:
«В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод».
Правда же, совсем другое дело? Сразу чувствуешь, что с этим господином такой неопределённой наружности, что подойдёт, к примеру, и мне, что с ним непременно всякие интересные вещи происходить начнут. Но ведь Гоголя я читаю не для развлечения, не только сюжет меня волнует – для этих нужд можно и Агату Кристи взять. Читая «Мёртвые души» или, к примеру, «Ревизора», я растворяюсь в таком насыщенном питательном для моей души бульоне, что не сразу, оторвавшись от чтения, могу к трапезе приступить. Как будто вместе с автором – или его героем – и стерляжьей ухи с налимами попробовал, и щей со слоёным пирожком отведал, заедая всё это расстегаем или кулебякой. Даже если там ни слова про еду – всё равно сыт. Такое это чтение. Пища, так сказать, для сердца и ума. А другую книжку без яблока или бутерброда и прочесть невозможно. Есть и такие сочинения, что только под обед из трёх блюд усваиваются. Но до этого я никогда не доходил.
«Мёртвые души» я читаю каждый год. Это не потому что забываю, а традиция у меня такая. Уже лет двадцать так повелось, и ничего с этим сделать не могу. Пробовал неоднократно хотя бы годик пропустить. Никак! Паршиво так на душе становится, как будто за свет три года не плачено или в новостройки жить переехал. Обычно где-нибудь в конце октября на меня это накатывает, когда на улице становится довольно мерзко и весь резон в домашнем тепле вечер коротать. Как-то непроизвольно открываю книжный шкаф, беру с полочки первый том «Мёртвых душ» – второй, недописанный и якобы сожжённый, у меня тоже есть, но его я читаю мало. Достаю, значит, книгу с третьей полки, она всегда справа стоит, между «Над пропастью во ржи» Селленджера и двухтомником О. Генри. Как в руки возьму, сразу успокаиваюсь, такая тихая радость наступает, всё на места становится. Как будто встретился с давним и близким другом, с которым вместе и помолчать, и поговорить приятно.
И что интересно, ведь чуть не наизусть знаю некоторые места книги, а читаю так, будто впервые. Такое к груди тепло подступает, когда к этим драгоценным фразам подберусь: здравствуйте, дорогие вы мои, давненько не виделись! И ещё заметил: как книжка подходит к концу, ни сожаления, ни боли утраты не испытываю. Хорошо так, светло на душе. Наверно потому, что твёрдо знаю – это не конец. Что минет год, всякие события произойдут, может быть, хорошие, а скорее всего, и не очень, только книжка будет меня ждать всё это время, поживать своей тихой бумажной жизнью между Селленджером и О. Генри.
Мне тут сестра Нюра говорит: сдай ты свою библиотеку букинистам, от твоих книг – одна пылища и место занимают. И вообще незачем деньги на книжки тратить, теперь всё, что хочешь, в интернете есть, читать – не перечитать. И глаза портить не надо, всё тебе прочтут хорошо поставленные голоса артистов. Аудиокниги, мол, сейчас все интеллигентные люди слушают. Стоишь в пробке, а тебе голосом Валентина Гафта излагают всю подноготную Евгения Онегина. Время даром не теряешь, и зрение не садится.
Хорошо, что мы с сестрой раздельно живём, а то бы я стал серьёзно переживать за судьбу моей библиотеки. Ну, как приду с работы, а на месте книжного шкафа – домашний кинотеатр, о котором она мне все уши прожужжала. А что, в моей коллекции есть довольно редкие экземпляры, так что они вкупе со шкафом 19 века вполне могут обернуться в этот её кинотеатр, а то и в два.
Но я бы сразу повесился, клянусь!
Только среди этих полновесных стен я могу предаться самой пагубной, всепоглощающей страсти. Вся моя небольшая комнатка, пропитанная дыханием, разговорами, скорбями, сокровенными мыслями, голой правдой и блестящей выдумкой, – она не оставляет мне выбора. Каждый Божий день, вернувшись с работы и наскоро перекусив, я добровольно, с ничем не оправданным рвением, усаживаюсь в кресло и тотчас впадаю в транс. Иногда и до дому не успеваю дойти, как меня накрывает волна, и в голове так отчётливо, будто кто приёмник включил…
Ведь я сам никогда, ни строчки – Боже упаси! Я – счастливый невольник редкого и непостоянного порока: улавливать и фиксировать. Бывает – тишина. Жду час, другой, бездумно постукиваю по кнопкам – и что-то блеклое, непроизносимое выползает на экран. Тогда я отступаю и с чувством исполненного, но не выполненного долга иду к шкафу и теплом руки безошибочно выбираю вечерний утешительный приз.
Но если повезёт, если тонкая ниточка забьётся азбукой морзе, выдавая пульсирующие точки-тире, тут уж мой час не зевать, ничего не перепутать, и пока пока меня колотит нерв настоящей жизни, успеть, успеть…
