Прежде чем открыть дверь, Александра вытерла о ткань пеньюара вспотевшие ладони. То, что она испытывала, страхом назвать было сложно. Скорее, острое желание, чтобы все, что сейчас с неизбежностью произойдет, осталось уже позади. Вот если бы она обладала магическими способностями жихарок и могла на расстоянии повлиять на настроение мужа, который, судя по всему, опять был зол, как Лихо Одноглазое...
— Вы хотели меня видеть, сударь?
— Да-с, сударыня!
Что ж, предчувствия не обманули: граф Василий Орлов действительно пребывал в состоянии жесточайшего раздражения. Следовало признать, слишком хорошо знакомом Александре.
Она старалась не отводить глаз от его лица, словно это могло хоть в чем-то помочь. Не смотришь — будет беситься, упрекая в очередном выдуманном вранье. Глядишь в упор — заявит, что страх потеряла, нагличает... Но уж лучше быть наказанной за мнимую наглость, чем обвиненной в том, что лжет, таит что-то.
Бродивший в Василии до поры сдерживаемый гнев пугал, но Александра давно научилась скрывать свои чувства. Вот он встал и двинулся ей навстречу. Руки спрятаны за спиной. Зачем? И так ведь прекрасно известно, что в них. За десять лет брака Александра слишком хорошо усвоила привычки мужа. Даже ложась спать, он клал свой арапник у изголовья…
Александра судорожно сглотнула и подавила желание зажмуриться. Нет, она приняла решение! И сделает это несмотря ни на что! Теперь у нее есть оружие против него!
Василий Орлов знал, что жена боится его. Видят небеса, для этого было сделано достаточно за десять лет супружества. Но нет! Только холодное высокомерие и безразличие читалось в ее словно окаменевших чертах. Эта женщина с самого начала стала для него настоящим вызовом. Сначала ее мать, потом она… Быть может, поэтому он и женился, хотя Александра была совсем не в его вкусе — маленькая, тощая… Она отказалась от применения своей позорной магии, которой, как выяснилось, владела, научилась послушанию, не вмешивалась в его дела, была покорна в постели, молчала… Но даже в ее молчании, даже в покорности чудился вызов и попытка влияния!
Орлов невольно потянулся к груди, где под рубашкой скрывался амулет-оберег, приобретенный им за немалые деньги. Зато теперь он мог чувствовать себя свободно, не опасаясь того, что в один прекрасный момент жена все же решится оказать ему сопротивление. Например, чтобы защитить своего любимого братца...
— Я опять видел этого щенка, вашего Мишеньку, в борделе, среди мавок и фараонок!
— А вы сами, сударь, что делали в подобном заведении?
Александра не отвела взгляда даже когда он занес руку, и плетеный хвост арапника ожег ее напряженные плечи. Граф увидел в глазах жены боль, мгновенную вспышку опаляющей ярости, и вновь холодное безразличие сковало ее черты. Это взбесило еще сильнее:
— Я не позволю ни вам, ни этому проклятому сопляку проматывать мои деньги!— Я сполна плачу за те гроши, что мы оба получаем от вас, сударь.
Пальцы мужа впились в ее запястье, оставляя на нем красные отметины, которые на чувствительной коже моментально превращались в синяки.
— Мне давно следовало проучить вас, как вы того заслуживаете! Платите! Да вы не годны вообще ни на что! Холодная, как ундина, тощая, отравленная черным колдовством. За одно это вас следовало бы отправить на поверхность, в ссылку! Но я поклялся хранить ваш позорный секрет в тайне. И что в ответ?! Вы даже не в состоянии подарить мне наследника!
Александра сжалась. Слова причиняли много большую боль, чем железные пальцы. Ребенок! Если бы он был у нее, может, было бы легче перенести…
— Это все, что вы хотели мне сказать, сударь? — пытаясь утаить робкую надежду в голове, спросила она, но гнев все еще душил его.
Орлов схватил жену за волосы, на ночь заплетенные в косу, и дернул к себе, намеренно причиняя новое страдание:
— Передайте своему братцу: если я еще раз узнаю, что он вздумал сорить моими деньгами и путаться с нечистью, вы, сударыня, действительно расплатитесь за каждую истраченную им копейку. И так, как мне того будет хотеться. А теперь убирайтесь!
Орлов отшвырнул жену от себя, и она, не удержав равновесие, больно ударилась бедром об угол стола.
Закусив губу, Александра отодвинулась и молча пошла к дверям. Однако, дойдя до них, словно на что-то решилась и обернулась…
Выстрел прозвучал глухо и странно, будто кто-то просто чиркнул спичкой. Александра краем глаза заметила, что за окном кабинета мелькнула тень, но в тот момент об этом и не подумала: куда важнее был ее муж, который пошатнулся и рухнул на пол.
Некоторое время Александра просто стояла и в глубоком шоке смотрела на то, как светлый бархат халата на груди Василия окрашивается алым. А потом подошла к нему и замерла возле. Наверно, что-то надо было делать, куда-то бежать, кого-то звать, но она не двигалась и только смотрела. Наконец глаза графа приоткрылись, губы шевельнулись в тщетной попытке произнести что-то. Движимая непонятным ей самой состраданием, Александра опустилась на колени, не замечая, что пачкает одежду в крови, и нагнулась к губам мужа.
— Сука! Такая же, как ма… — донеслось до нее с последним вздохом.
А после граф Василий Орлов дернулся и застыл навеки. И тогда Александра начала смеяться…
— Ну почему они никогда не могут дождаться утра со своими пакостями? — ворчал Иван Чемесов, раздраженно кутаясь в теплое пальто.Сентябрь в этом году выдался удивительно холодным и дождливым. Даже деревья, смирившись с неизбежным, уже печально роняли на землю и вниз, на поверхность, желтеющие листья. Ивана знобило. То ли от недосыпа, то ли от тревожного предчувствия, которое стало преследовать его еще пару дней назад, словно голодная птица-сирин. Теперь Иван с уверенностью мог сказать, что ожидание неприятностей кончилось — они уже пришли. А еще он чувствовал, что это надолго. Чутье никогда не обманывало его. Быть может, именно оно сделало его сначала одним из лучших сыщиков полицейского ведомства, а потом по представлению министра юстиции сам государь утвердил его судебным следователем при Императорском суде столицы — раскинувшегося на десяток летающих островов величественного и любимого, несмотря ни на что, города, где Иван родился и вырос. А после, повзрослев, заматерев и набравшись опыта, стал именно тем, кем стал — сыскарем по прозвищу Лихо, которого знали, уважали и боялись многие…
Правда, не в этой среде. Граф Орлов! Обычно в подобных домах откровенные убийства не совершались. Все по-семейному, тихонько, так, чтобы мусор до последней соринки дома остался, чтобы даже жихарки и кухонные хухлики по окрестностям ничего не разнесли…
Паромобиль тряхнуло, водитель злобно выругался, костеря проклятых кротов-шишиг, которые вечно строили свои ходы именно под брусчаткой, ставя аккуратно уложенные дорожными рабочими камни на ребро, опасными валами. Чемесов вздрогнул, словно просыпаясь, и огляделся — они подъезжали.
