Глава 1
Тихонечко проворачивая ключ в замке, я даже вспотела, ничтожно искусывая губы в кровь. «Хоть бы он спал, хоть бы спал», — повторяла про себя, словно заученную мантру.
И каким же облегчением оказался выключенный свет в коридоре! Устроив себе маленькую передышку, на носочках прошла к шкафу с верхней одеждой, только скинула осенний плащ, как позади меня щелкнул выключатель.
Че-е-ерт!
— Ну, привет, — холод и сталь разлились по моим венам каким-то жутким страхом. Видок у мужчины был, мягко скажем, не располагающим к веселью. Злобный прищур с примесью сжатых губ оказывали отрезвляющий эффект.
— Ну, привет! — с издевкой повторила я, поставив руки в боки. — А ты чего не спишь в пять утра? О, да я ведь забыла… Пенсионеры с петухами просыпаются! Забот выше крыши: челюсть вставную почистить, три седых волосины расчесать…
Мужчина зашипел сквозь зубы и, прищурив свои серые глаза, по слогам отчеканил:
— Мы в центре столицы, какие петухи? Совсем уже перепила? Может, «не отходя от кассы», сразу в наркоконтроль позвонить?
— Ха! Мне нравится, что про челюсть и волосы ты не споришь. Умничка, смотришь реальности в лицо. Но… В пенсионный фонд лучше позвони, — рявкнула я, глядя на него с укором. Никого и никогда не ненавидела так, как этого чертового самоуверенного сноба. — Разберись, почему тебе до сих пор ничего не выплатили. Пфф! Тебя даже пенсионный фонд игнорит. Вот потому и злой такой.
В общем-то, этому человеку, бесящему меня одним только своим существованием, было не больше тридцати пяти, но с нашей первой встречи он носил густую бороду и длинные волосы, затянутые сзади в тугой жгут. Чем не дед? Он бесился, когда я его так называла, но ничего с этим не делал. Сам виноват! Какой плацдарм для шуток, ух!
— Марина, — только он умел цедить мое имя так, будто это его персональное проклятие. Хотя все было совершенно наоборот. — Пять, мать твою, утра! Какого хрена ты где-то шляешься с выключенным телефоном, еще и в… — поморщившись, он брезгливо осмотрел мое микроплатье-резинку красного цвета. — В этом! Не обижайся, но выглядишь ты, как пробник шлюхи.
— Пробник?! — ужаснулась я. Вот же урод! — Какой еще пробник?!
— Ага, именно пробник! — он издевательски кивнул, изогнув губы в подобии улыбки. — Шлюхи хотя бы вкус имеют. А ты – так, начинающая... У которой все еще впереди. Романтика: первые задержания, первые передозы…
— Ах, ты! — рукой нащупав позади свой же сапог, я запулила им в голову мужчины. Увы, прогнулся. Благо имелся еще и второй. К несчастью, и тут этот придурок оказался более ловким. — Никакая я не начинающая шлюха! Понятно? Тьфу ты! То есть, вообще не шлюха… И не смей мою мамочку вспоминать! Она была святым человеком!
— Твоя мать? Естественно! — рявкнул он. — Жаль, ты не в нее пошла.
Все, это был финиш. Конец моего ангельского терпения... Два года я терпела его в своем доме, но вот именно в тот момент что-то щелкнуло внутри. Пусть это по-детски, но его просто требовалось выжить с чужой территории. Раз и навсегда.
— Точно обдолбанная, — закатил глаза этот придурок, когда я снова кинула в него теперь уже тапок. Ни-че-го! Он там что, упражняется в мое отсутствие? — Давай-ка в больничку по-быстрому, а?
— А давай, — согласно закивала, — швы тебе наложим, раны обработаем.
— Мне не нужны швы. И ран тоже нет, — процедил он по слогам. Стоит признать, властный тон ему давался прекрасно, до мурашек по коже.
— Пока скорая приедет, нужны будут, — торжественно пообещала я, вооружившись каблуком. — А рана у тебя пожизненная – в голове.
Видимо, три бокала шампанского, выпитые на дне рождении Оли, дали свои плоды и выпустили наружу всех демонов, обнажая чувства. Моя мама на самом деле была прекрасным, самым лучшим на свете человеком. Мой отец бросил ее еще до родов, и она сама, в отместку ему, основала свой успешный бизнес в столице, обзавелась квартирой с видом на главную площадь! Мама была моим примером, моей гордость! Именно равняясь на нее, я училась, как вести себя, а потом случилось страшное…
Врачи поставили ей диагноз – неоперабельная опухоль головного мозга. Как будто бы злого рока не было достаточно, мама привела в дом этого Женю и представила, как мужа. Даже штамп в паспорте показала. Не прошло и месяца с трагического события, как наступило новое – ее скоропостижная смерть.
— Теперь вали нахрен, — поставила я перед фактом этого Женю, но мужчина решил меня удивить:
— Твоя мама переписала все ваше имущество на меня, Марина.
Мое сердце в тот момент разбилось на миллионы осколков. Просто вдребезги. В миллионный раз изучая бумаги, не могла поверить, как родной человек мог сделать такую подлянку? Еще и на кого?! На первого встречного!
— Но, хочу тебя успокоить. Мы с твоей мамой заключили личный договор. Если до двадцати шести лет ты останешься вменяемым, достойным и здравомыслящим членом общества – все перекочует обратно к тебе.
***
Помню, как в тот момент закатила глаза и подумала, что Женя никогда мне ничего не вернет. Дурак, что ли? Я просто могла остаться на улице. Но вместо этого ОН остался рядом со мной и теперь вел себя, как мамочка в квадрате. Два года под надзором – самый худший кошмар в жизни. Уверена, мужчина делал это, чтобы выжить, а не из-за заботы. С чего бы моя судьба его хоть немного волновала?
— Ненавижу тебя, — прорычала ему прямо в глаза.
— Знаешь, Марина, — с каким-то неожиданным удивлением хмыкнул тот, — полностью разделяю твои чувства!
— Так вали с моей квартиры! Я тебя не держу! — процедила по слогам, на всякий случай указав пальцем на дверь. Вдруг забыл, где она. Деменция и все дела. Пялился он на меня, во всяком случае, так, будто на какое-то время забыл о сути разговора. Особенно, когда на губы смотрел.
— Может, ты забыла, но она теперь моя, — от низкого бархатного тона с нотками хрипотцы внутри меня просыпался самый настоящий демон. Как я его ночью не придушила? Не знаю! Пока я боролась с криминальными желаниями, Женя подошел вплотную, внаглую сжал мои кисти одной рукой, пока другой рылся в МОЕЙ сумке и доставал из нее ключи от машины. Коварно покрутил ими перед моим носом: — Это тоже мое. Больше ты ее не увидишь. Не хочу опознавать твое тело по моргам. Увы, у меня нет черного костюма.
— Но, — на глазах появились слезы. Как же я любила свою «вишенку». Последний подарок от мамы на восемнадцатилетние. Она сидела в ней, она сама ее выбирала. Самое дорогое, что было в моей жизни! И речь вообще не о деньгах. — Ты не можешь… Она моя. Моя!
Женя вдруг замер, лицо его вытянулось. Не готов был к женским слезам? Ха, получай, идиот. Сам напросился! А потом он медленно наклонился к моим губам, и я опешила от шока.
