Я никогда не видел деда: он умер за год до моего рождения.
Но я слышал много хорошего о нём. Первый ревкомовец, который участвовал в установлении советской власти на своей родине, будучи безграмотным, впоследствии вырос до секретаря Таттинского райкома, члена обкома. Известный в округе под прозвищем Сын Кёрегея, он обладал даром убедительного слова. На фотографии видно, как смуглый человек с пронзительным взглядом сидит, закинув ногу на ногу.
Когда я начал работать и устроился в городе, мне рассказали об одном случае.
Исполнялся год после смерти деда, когда студенты из моего родного села Крест Халджаи, обучавшиеся в Якутске, в один из вечеров во время дней Тангха[1] собрались погадать на блюдце. Зажгли свечу. Решили вызвать старика. Блюдце и в самом деле начало двигаться: шурша по бумаге и стуча по столу, оно не спеша выводило буквы.
«Появилась ли прореха в моих сетях?» – спросил старик.
Тогда никто не понял, о чём речь. Спустя несколько лет один из моих земляков, поселившийся в городе, объяснил мне это так:
– В это время твоя мать была беременна тобой. Только позже я рассудил, что старик Кёрегей ждал твоего рождения, поэтому и спросил: «Порвались ли мои сети?» – То есть: «Появился ли мой внук на свет?»
Когда я стал работать в газете «Саха сирэ» и написал книгу, моё имя стало кое-где мелькать, некоторые из старейшин с моей родины говорили:
– Нохо, это не твоя заслуга, это способности Уйбана Кёрегея в тебе проявляются.
Поэтому иногда я думаю: «Может, дед из многих внуков выбрал именно меня, чтобы передать свой природный дар к творчеству?»
Наши родные места – это глухие верховья многих речек. Когда я изучал свою родословную, оказалось, что моим предком, вероятно, был человек, который сбежал с других краёв и поселился здесь. «Пусть место, куда я пришёл крадучись, будет называться Уеген, пусть место, куда я прибыл ползком, будет называться Сыылбыт!» – нарёк он новые места своего обитания.
Не говорю именно о себе, но в каждом роду саха есть передаваемый из века в век, из поколения в поколение – словно эстафета, – плывущий по волне времён особый дар творчества. И это, думаю, истина. Когда этот дар в одном из поколений кого-то выбирает и проявляется (как говорят саха, «высказывается»), то в мир приходят мастера, писатели и певцы.
Как человек, выросший возле реки, я всегда знал, что судьбы людей тесно переплетены с самой речной стихией.
В детстве, сидя на берегу, я часами наблюдал, как на водной глади возникают белоснежные буруны, бегут, вздымаясь и обгоняя друг друга… и пытался понять: куда они так спешат, откуда идут? И что означает этот бесконечный, нескончаемый бег?..
Река есть река – как единственная кормилица всей деревни, как полновластная мать, она распоряжалась судьбами людей по своему усмотрению: порой их щедро угостит, а иногда, наказывая, шлёт тяжкие испытания. А ещё вместе с могучими стволами поваленных лиственниц и засохшими корягами деревьев река играючи вышвыривала на берег человеческие судьбы.
Одна из таких историй, услышанная мной в детстве, по истечении лет как-то незаметно легла мне на душу, стала захватывать меня, терзать, – будто только она может раскрыть мне тайну, разгадку которой я так жаждал. Как необъяснимое даже самому себе стремление дойти до самой сути каждой вещи…
Однажды незнакомые люди, мужчина и женщина, молодые и красивые, с ребёнком на руках, сошли на берег с мимо проплывающего парохода. Ни с кем не разговаривали, ни с кем не знакомились, долго сидели на берегу, тихо переговариваясь между собой.
А затем усадили на камень маленькую девчушку двух-трёх лет, взявшись за руки, шагнули в реку и шли вглубь до тех пор, пока волна не накрыла их несчастные головы.
До сих пор неизвестно, кто и откуда они были, каким ветром их занесло и что послужило причиной такого отчаянного, безрассудного поступка. Как я потом слышал, никто даже не стал выяснять это и разбираться в случившемся.
Несомненно, подобное происшествие глубоко потрясло размеренную жизнь мирных якутских селян. Малышку же взял на воспитание старый местный рыбак Дайыла, назвав её Даром Реки.
Девочка оказалась необычной. Сдержанный и молчаливый её нрав будто скрывал глубоко запрятанную в душе некую тайну, какую-то скрытую печаль. Росла приёмная дочь Дайылы на редкость любознательной и умной, от остальных отличалась упорным стремлением к учёбе и знаниям. Запоем читала книги, словно пришла в этот мир с задачей – понять и обрести обширные познания.
Повзрослев, Дар Реки поехала в город на учёбу. Успешно окончив институт, занималась наукой, исследовательской деятельностью. Вышла замуж за парня из порядочной семьи с центрального улуса[2] и родила двоих детей.
Однако что-то у неё вдруг пошло́ не так, и она стала часто прикладываться к бутылке. Слышал, как люди с жалостью говорили про неё: мол, талантливая женщина с превосходным умом, но не поладила с руководством, из-за чего стали её притеснять и выживать. Да, действительно, это были времена тоталитаризма, застоя и уравниловки, когда много умных и продвинутых людей, не находя выхода своим способностям, попросту спивались.
Дар Реки стали замечать в сомнительных компаниях, в кругу подозрительных хмельных людей. Её жизнь разрушалась на глазах, катилась под откос.
Перед смертью старик Дайыла, разыскав через знакомых блудную дочь, привёз её из города. Тогда-то я и увидел её. К слову, в то время я был уже студентом исторического факультета, изучал археологию, антропологию, проблему происхождения разных народностей. Особенно интересовали меня прошлое родного края, история возникновения коренных этносов нашего Севера. Может, поэтому меня так притягивала необычная жизнь Дара Реки. В её загадочной, необъяснимой судьбе я хотел отыскать ответы к вопросу, который я сам себе задавал.
Я думал: на этой нашей древней Серединной Земле ничего не может происходить просто так, всё, что случается, предопределено законами свыше. Так зачем, для чего наша матушка-река принесла эту странствующую в бесконечных поисках и скитаниях заблудшую капельку крови к нашим берегам?..
Бытует мнение, что все азиаты на одно лицо. Но, как известно, не бывает даже у одной матери похожих как две капли воды детей, – так и все национальности имеют свои отличительные черты. Это зависит не только от древности нации, природных и климатических условий, от смешения крови, но и от силы, от воли, от любви к жизни.
Я много читал наших знаменитых исследователей – Льва Гумилёва, Вацлава Серошевского, Владимира Иохельсона, Ричарда Маака – и могу утверждать, что неплохо разбираюсь во внешности моих сородичей… Могу даже попытаться распознать у случайно встреченного якута едва уловимые тюркские, китайские, эвенкийские, юкагирские черты…
