Не путать с Доминиканской Республикой
Рассказ
…эта таинственная любовь ко всему,
существующему без нас и помимо…
Хорхе Луис Борхес «При покупке энциклопедии»
Вера была девушкой без особых амбиций – да и откуда им взяться при такой жизни? Чего у неё имелось, так некоторая любознательность и сопутствующее воображение, которые не смогли до конца вытравить ни школа, ни институт. Впрочем, всё это никогда напоказ не выставлялось – чувство реальности высовываться не велело. Не так поймут и вообще. А зачем, спрашивается, лишний раз осложнять себе жизнь? И без того одна суета и недоразумения.
Так что размышлениям о далёком кокосовом острове она предавалась в одиночестве. Когда оно стало возможным. А до того всё у них было, как у людей: две смежные комнаты на четверых, пятый этаж в сером доме, вокруг такие же дома, грязно-белые, грязно-розовые, за ними – ещё… Называлось это городом Мытищи, хотя, что за город? – район на окраине, каких полно в московском мегаполисе. В любой тесноте – автобуса, электрички ли, квартиры – она всегда испытывала стойкое подсознательное отвращение, но это было такой же данностью, как лужи осенью, как очереди в магазине – ничего другого и не предполагалось.
Однако, когда вдруг серьёзно заболела и вскоре умерла мать, а отец тут же перебрался к своей, как это именуется, бабе, а следом и сестрица выпорхнула замуж – жизнь, таким образом, резко изменилась, и Вера неожиданно оказалась одна-одинёшенька в отдельной двухкомнатной квартире. Где и стала постепенно приходить в себя после круговорота всех, за один год свалившихся, больниц и аптек, рынков и магазинов, похорон и свадеб…
Стоит также отметить, как именно в то самое время, параллельно вышеперечисленным событиям, ещё и «жених сыскался ей – королевич Елисей» – так прокомментировали сие друзья-подружки, посчитавшие, кстати: для неё он чересчур хорош, ведь уже, будучи студентом, чего-то там пописывал и проталкивал, а Верка что? – Верка ничего девчонка, но не более того; лучшее, что у неё есть, это жилплощадь, да и с той отец выписываться не собирается. Однако ж Вера, к их недоумению, переходящему в возмущение, как-то незаметно, но решительно этого своего Елисея отставила. Что объяснялось, между прочим, легко: естественное желание людей образовать небольшое содружество под названием «семья» может возникнуть либо в подражание своим замечательным детству и отрочеству, либо, наоборот, в стремлении создать им смелую альтернативу. Первый вариант в Верином случае, разумеется, отпадал, а для второго у неё не было ни темперамента, ни уверенности в своих скромных силах. Третий вариант – иди пока зовут – тоже никак не устраивал: глаза-то у неё были, а перед ними родная сестра…
Да и вообще, она уже успела слишком хорошо оценить возможность попадать ежедневно со своими истерзанными за день нервами в родное замкнутое пространство, где теперь никто не занимает телефона, не устраивает скандала по поводу пропавшей кисточки для бритья, не требует переключить телевизор с чего-нибудь стоящего на футбол или нестерпимую мелодраму, не, не, не… Когда можно растянуться на тахте и заниматься маниловщиной, сколько влезет, не рискуя навлечь на себя ничьё раздражение.
Словом, вот так она обычно вечерами и полёживала, отрешаясь от унылой своей жизни разными длинными романами вековой давности, современными журнальными распрями и просто чем попало. Однажды ей попало такое: «С годами наш полуизолированный домик постепенно скрылся, защищённый густыми зарослями высокого бамбука, бугенвиллей, которые росли со скоростью сорняков, большой мимозы и кустарника с юга Чили, жимолости, плюща и серебристых берёзок. (Вера не удержалась от вздоха, вспомнив однообразно-чахлую мытищинскую растительность). Под карнизом гнездились ласточки, и летними вечерами небо наполнялось их стремительным мельканием; колибри то повисали в воздухе, то мгновенно скрывались прочь, подобно маленьким цветным пятнам, а птица келтеуе хлопала крыльями и пронзительно кричала, возвещая приближение дождя, когда вершины гор затягивало тучами».
Н-да, что тут скажешь. Особенно если учесть, что всё это – не про идиллию на альпийских лужках, а про столичную жизнь в городе на несколько миллионов. Домик в мимозах, понимаешь. И серебристых берёзах. Сама она была бы не прочь поселиться в домике с берёзами – пусть даже самыми обычными, подмосковными. О, у неё б там никто не посмел, как тут, внизу, в общем дворе, приколотить к живому дереву гвоздями верёвку для белья или объявление о продаже мотоцикла! И еженощный рёв этих самых мотоциклов не будил бы её постоянно, а смягчался бы до стадии отдалённого гула густым и безмолвным садом. У неё бы там… Но фантазии эти, конечно же, почвы под собой не имели. Ничего, хоть отчасти напоминавшего такое безмятежно-счастливое жилище, в городе просто не было. Уцелевшие деревянные дома на окраинах вместе со своими жалкими огородами несли на себе печать обречённости; холодные белые башни по девять этажей высились вокруг, молча и неумолимо напоминая, что и настоящее, и будущее – за ними…
Вера отбросила возмутительную книжку и встала задёрнуть занавески. За окном выдыхался тяжёлый, безрадостный день, с тем, чтобы повториться завтра с точностью почти детальной – с отменой электричек, очередью в универсаме… Да ещё вдобавок на работе профсоюзное собрание, явка строго обязательна… Она вдруг отчётливо поняла, что во избежание этого грядущего дня согласилась бы сейчас очутиться где угодно, на любом конце света. Да пусть даже в Латинской Америке, о которой, кстати, повествовал тот самый текст. Хотя раньше она никогда не жаловала этот континент: небоскрёбы и фавеллы, осенние патриархи и застреленные профсоюзники в канавах, да ещё жара убийственная – и на чём тут душе успокоиться?
И вот именно по этой самой причине решила: судьба, и с этой самой минуты прямо-таки обречённо занялась поисками местечка потише и поприличнее, призвав на помощь как некоторые свои собственные познания, так разного рода справочники и передачи типа «Клуба путешественников». И что же? Оказалось, даже есть из чего выбирать.
Так, например, была своя прелесть в государстве Гайана со странноватым наименованием «кооперативная республика» и не менее странным обстоятельством, по которому большинство населения составляли там не коренные индейцы, а пришлые индийцы – натуральные, со своими индуистскими храмами и индианками в сари, – этакий кусочек Индии почти что в дебрях Амазонки. Но Веру несколько настораживало упорное стремление местных властей построить социализм (пускай даже цивилизованно-кооперативный!) в этих самых дебрях, так что Гайану пришлось пока отставить.
