Улица Неглинная скромна. Она проходит между пафосной Петровкой и Рождественкой – улицей, впрочем, еще более скромной. Названа Неглинная по реке Неглинке, и сегодня протекающей внизу, в невидимых прохожим трубах. Еще в начале прошлого столетия на картах обозначали Неглинный проезд, переходивший в Неглинный же бульвар. В 1922 году их объединили в улицу, название при этом оставили прежнее. На фоне многочисленных и идеологических переименований тех времен – весьма гуманно.
Улица берет свое начало от отеля «Метрополь» и продолжается на задворках Малого театра, ЦУМа, Петровского пассажа – об этих достопримечательностях мы уже писали в книге про Петровку, так что повторяться не станем. И поэтому поначалу наше путешествие ограничится по большей части правым тротуаром. Но только лишь поначалу, пока Неглинная не перейдет в бульвар.
Окончание же нашего маршрута, как обычно, вдалеке от того места, где Неглинная официально завершается. Такова уж Москва – как пойдешь, не остановишься.
ЗДАНИЕ ГОСТИНИЦЫ «МЕТРОПОЛЬ» (Театральный проезд, 1/4) построено в 1905 году по проекту архитектора В. Валькота.
«Метрополь» – это, в первую очередь, игрушка. Большая, изящная и дорогая. Город запросто может обойтись без нее, но, конечно, не хочет.
«Метрополь» – это роскошь. Роскошно даже то, что выставлено на потребу проходящих мимо. И это – лишь наружность. Невозможно представить, что там внутри.
Своим появлением на свет гостиница прежде всего обязана Савве Ивановичу Мамонтову. Мамонтов являлся председателем правления Общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги, и помимо этого создал огромное количество различных предприятий, связанных между собою финансово. То есть деньги Общества шли (разумеется, с согласия акционеров) на надобности прочих составляющих мамонтовского конгломерата. Акционеры оставались довольны, поскольку дивиденды получали очень даже немалые. Так что и строительству отеля не противились.
Но, как водится, далеко не все финансовые операции проводились безошибочно и строго в соответствии с законом. В результате Мамонтова обвинили в незаконном изъятии из кассы Общества весьма приличной суммы денег. И потребовали тотчас вернуть в нее 800 тысяч рублей. А в наличии у Мамонтова оказалось только 53 рубля с полтиной. Так 1-й гильдии купец, почетный гражданин, гласный Мосгордумы, известный меценат, покровитель Врубеля, Шаляпина, Серова и множества других весьма известных творческих личностей, сам неплохой любитель-лепщик, оказался в Таганской тюрьме.
Собственно, неожиданностью это не стало. Властям давно уже был подозрителен промышленник. Тем более, ревизии мамонтовского железнодорожного общества выявляли превышение сметы. Но Мамонтову удавалось эти нарушения обосновать.
Кроме того, в то время были в силе идеологи славянофильского (и, вообще говоря, ретроградского) толка. Они противились всем крупным частным предприятиям и ратовали за их национализацию. «Когда же закончится эта полоса биржевой политики, создание плутократии обрезаной и крещеной, дружно воздвигающей алтари золотому тельцу, это т.н. обращение России из страны земледельческой в промышленную?» – возмущался один из славянофильских журналов. Так что арест Саввы Ивановича был еще и актом идеологическим.
Беда не приходит одна. И в конце 1901 года практически достроенное здание «Метрополя» вдруг заполыхало и сгорело в течение двух дней. Даже описание того пожара ужасает: «Несмотря на неимоверные усилия пожарных команд, все четыре верхних этажа, огромная роскошная концертная зала, надворные постройки выгорели; крыша, исключая переднего фасада, провалилась, а равно и обрушились потолки один за другим».
Кое-кто из москвичей, конечно же, порадовался той трагедии. Некий протоиерей Бухвостов даже усмотрел в том божий промысел. Он писал (в отдельной, специально изданной брошюре): «И благомыслящие люди видят в пожаре „Метрополя“ Божие наказание и вразумление. Строители украсили дом неподобающими картинами; вот огонь истребляет дом и пожирает те миллионы, которые употреблены на него… Быть может, возразят, что все это изображения художественные. Но… художественным картинам место в художественных музеях, а не всюду, когда они имеют некоторый соблазнительный вид».
Под «соблазнительным видом», конечно, имелась в виду картина Врубеля «Принцесса Греза». Впоследствии М. А. Булгаков скажет про нее: «Под этим небом „Принцесса Греза“ – размытая и тусклая».
Он был киевским уроженцем, и при всей своей любви к Москве терпеть не мог здешнего климата.
* * *
Мамонтов являлся главным компаньоном этого предприятия и замышлял некий невиданный в Москве культурный центр с театром, рестораном, картинными галереями и даже катком. Гостиница все же была впоследствии отстроена, но при других владельцах и во вполне традиционном духе.
Предчувствуя падение своего покровителя, из мамонтовской «Частной оперы» перешел в Большой театр Федор Иванович Шаляпин. Полностью были разорваны и отношения Саввы Ивановича с супругой, дамой набожной, тяготеющей к тому самому славянофильскому толку и чуждой всех новаций своего мужа. Предали Мамонтова и товарищи по железнодорожному мероприятию – они тотчас поддержали обвинение.
Разумеется, были у Мамонтова и защитники. В частности, Влас Дорошевич. А Валентин Серов, в то время писавший портрет Николая II, умолял его выпустить Мамонтова из тюрьмы.
Сам же Савва Иванович сидел в своей камере и лепил из глины статуи. Моделями служили надзиратели. Мамонтов был уверен в том, что все случившееся – просто недоразумение, которое вот-вот должно разъясниться, и он вернется к своим делам. Однако суд признал его виновным, и в 1902 году имущество Саввы Ивановича было распродано с аукциона.
Вернуться к делам не удалось. Умер Савва Иванович вскоре после революции, в 1918 году, до этого проживал в Бутырках, в домике, принадлежавшем его дочери. Такая история.
* * *
С «Метрополем», в результате, все вышло очень хорошо. Путеводитель по дореволюционной Москве сообщал: «Здание „Метрополь“ отличается необыкновенной причудливостью. Это наиболее выдающаяся в Москве постройка в стиле модерн». Однако оговаривался: «Весь этот замысел с его сложностью, пестротой и обнаженными фигурами вызвал ожесточенные нападки консервативной печати».
В результате, протоиерей Бухвостов и другие консерваторы остались в меньшинстве, а здание гостиницы, отстроенное в скором времени заново, пришлось весьма по вкусу москвичам. В первую очередь, конечно, москвичам со средствами, а также многочисленным ценителям новых искусств. Тем более, на третьем этаже гостиницы обустроились редакция журнала символистов «Весы» и тоже символистское издательство – брюсовский «Скорпион». Славословил Сергей Соловьев:
